ГЛАВА 1
Моя история началась с одного замечательного события, о котором я услышала из новостей. Заболоченное озеро, осушенное с целью расширения плодородных земель, неожиданно явило вход в подземелье. Глазам первооткрывателей открылась цепь пещер, которая привела к заброшенному средневековому городу. Кто построил его, определить так и не удалось, но местные власти не растерялись: открыли музей, где воссоздали быт и обычаи живших здесь людей. Знала бы я, чем закончится экскурсия, никогда не сунулась бы сюда.
Я брела по бесконечным коридорам. Бессчетное количество раз заходила в тупиковые ответвления, где разворачивалась и шла назад. Я никак не могла понять, как умудрилась отстать от группы и почему никто до сих пор не заметил моего отсутствия. Наверное, надо было остаться там, где потерялась, но я плохо соображала, поэтому не ведала, что творила.
Я задержалась у странных рисунков на стене, а когда опомнилась, рядом уже никого не было. Поторопившись догнать группу, я запнулась на крутой лестнице и, кубарем скатившись с нее, со всей дури влетела в каменную кладку. Пока я приходила в себя, унимая головокружение и звон в ушах, голос экскурсовода все удалялся, удалялся и удалялся. Теперь на моем лбу зрела шишка величиной с яйцо, на джинсах зияла безобразная дыра, открывающая окровавленное колено, а я шла по подземному коридору хромой уткой. Успокаивало лишь то, что всюду продолжал гореть свет. Правда, где находятся его источники, я определить так и не сумела. Отличное инженерное решение – современные светильники наверняка нарушили бы гармонию места, где всегда использовались лишь факелы.
– Ау, люди! – вновь безуспешно позвала я, запоздало вспомнив о правиле левой руки.
Если ты заблудился в лабиринте, веди по стене левой рукой и однажды обязательно вернешься к его началу. Это «однажды» пугало. Подземный город был так велик, что я рисковала умереть от жажды и голода еще до того, как нашла бы выход. Поэтому, встретив первую и единственную на всем пути дверь, я решила пробиваться к выходу через нее.
Не найдя ни щеколды, ни замочной скважины, я поняла, что дверь была закрыта снаружи. А что закрывается снаружи? Правильно, то, что ведет внутрь. И по всему выходило, что с той стороны свобода, а мне как раз туда и нужно.
Сначала я стучала кулаком, потом пинала здоровой ногой, потом билась плечом, но деревянное полотно, обшитое ржавыми скобами, стояла намертво. Я прислушалась к звукам, но за дверью царила гробовая тишина.
– Боже, зачем я подумала о гробовой тишине? – я, едва не плача, сползла по стенке.
Усталость и отчаяние – самые большие недруги попавшего в безвыходную ситуацию. Хотелось закрыть глаза и забыться вечным сном. Или лучше просто сном, после которого наступило бы пробуждение, и я обнаружила бы себя дома, лежащую в постели и только собирающуюся в музей. Тогда я позвонила бы однокурснице, которую сама же подбила на экскурсию, и сказала бы, что никуда не пойду.
Я сняла с плеча рюкзачок и достала бесполезный в подземелье мобильник. Нас сразу предупредили, что связи не будет, но фотографировать разрешили. Поднесла аппарат к двери, надеясь, что появится антенна, ведь я свято верила, что с той стороны свобода. Я столько раз спускалась и поднималась по лестницам, иногда уводящим далеко вверх или вниз, что не понимала, на какой плоскости нахожусь. Близко к поверхности или нет.
– Дорогу осилит идущий, – прошептала я и заставила себя подняться. У меня все болело, сознание путалось, хотелось пить, но я знала одно – если сдамся, погибну.
Что толку сидеть у закрытой двери? Может, ее никто и никогда не откроет. Больше со зла, чем из надежды, что мои действия помогут, я ударила почерневшее от времени полотно коленом. И взвыла. Успевшая затянуться на колене рана лопнула, и из нее вновь начала сочиться кровь. Только я, находясь в бреду, могла пнуть дверь ушибленной ногой.
Не знаю, что помогло. Мой нечленораздельный вскрик, слабо напоминающий «Сим-сим», или капельки крови, окропившие старое дерево, но дверь, испустив металлический лязг и повалившую со всех щелей пыль, вдруг стронулась с места.
Нехороший признак. Скрип ржавых петель и каменная пыль – свидетельство того, что этим выходом давно не пользовались. Но тем не менее, вцепившись в тяжелое полотно руками, я помогла ему открыться чуть шире, чтобы заглянуть за дверь. Но я рано радовалась. Выход на свободу перекрывало нечто, напоминающее плотную штору из мешковины. Я посветила фонариком и поняла, что вижу перед собой обратную сторону огромного ковра.
– Ничего себе, очаг папы Карло.
Боясь, что дверь закроется, лишив меня надежды вернуться, я раскорячилась. Руками вцепилась в ковер, а попой уперлась в деревянное полотно, не позволяя тому прийти в движение. Ковер никак не поддавался, чтобы можно было посмотреть, что находится за ним. Я дергала его и тянула, что в итоге привело к катастрофе – огромный гобелен вдруг сорвался и сложился у моих ног гармошкой, припорошив взметнувшейся вверх пылью. Появившийся сквозняк с грохотом захлопнул дверь, которая со всего маха ударила меня по пятой точке, и я ласточкой влетела внутрь помещения.
Еще лежа, я поняла, что попала в какой-то музейный зал, где историки восстановили быт знатного средневекового рыцаря. Каменные стены прикрывали гобелены со сценами охоты, сражений и осады замков. Между ними висели элементы доспехов и оружие. Левую сторону длинного и узкого, как пенал, помещения занимали очаг, шкаф с посудой и крепкий стол с единственным стулом. Его высокая спинка и подлокотники делали его похожим на трон. Правую часть оккупировала кровать с тяжелым балдахином: его опускали на ночь для сохранения тепла.
Я лежала по центру комнаты на шкуре, похожей на ощупь на грубоватый мех белого медведя. Над головой висело деревянное колесо с множеством оплывших свечей. В этом помещении не было нужды в искусственной подсветке: через четыре витражных окна, забранных кованными решетками, проникали солнечные лучи. Свет дробился мозаичными стеклами и оставлял на шкуре цветные пятна.
Я села. Против той двери, в которую я ввалилась, была еще одна. Такая же, как и первая – без замков и засовов. Я быстро поднялась и отряхнулась. Свобода казалась близкой: я слышала за стеной людской гомон. Но ожидания не оправдались. Дверь не поддавалась ни волшебным словам, ни крикам, ни даже прикладыванию окровавленного колена. В отчаянии я постучала в дверь кулаком, потом подсвечником, который нашла на полке, потом сковородой.
Поняв, что меня не слышат, решила позвать на помощь в окно. Но ни одно из четырех я не смогла открыть. Не сразу я решилась долбануть по мозаичному стеклу подсвечником. Меня останавливала цена, которую предъявят в качестве штрафа хранители древних сокровищ. Но солнце катило к закату, мимо проходило все меньше людей, и я решилась. Стекло оказалось на редкость крепким. Позже, когда оно не поддалось даже чугунной сковороде, я рассмотрела, что его тело пронизывает мелкая металлическая сеть.
