Дмитрий обратился в юридическую консультацию города, в котором жил. Выбранному им адвокату он объяснил, что обвиняется в убийстве, и ему требуется адвокат для ознакомления с делом перед передачей дела в суд. Само дело находится в районном центре, за 80 километров от города. Адвокат согласился, и они поехали.
Приехав в райцентр, пришли в прокуратуру, нашли следователя, представились. Собственно, с Дмитрием следователь был знаком, так как занимался этим делом с самого начала. Нина Васильевна предъявила ордер на право участия в деле. Следователь спокойно вручил ей дело, предложил расположиться в его кабинете, и они принялись за работу. Читая протоколы, задавая вопросы Дмитрию по ходу дела, она все более и более вникала в суть и успокаивалась, потому что в деле было много «белых» пятен. Причем, складывалось такое мнение, что причина белых пятен не в неумении следователя вести следствие, не в его небрежности, а в чем-то ином, что находилось за пределами настоящего дела и что могло сильно осложнить защиту. Как ни странно, поняв это, Нина Васильевна успокоилась и начала обсуждать с Дмитрием возможные пути защиты.
Ключевым документом дела являлось заключение судебно-медицинского эксперта о причинах смерти Колосова Валерия Викторовича, 29 лет от роду. В нем указывалось, что Колосов В. В. умер в районной больнице в 1 час 10 минут в результате сильной кровопотери. На его теле обнаружено проникающее ранение сонной артерии справа и поверхностная резаная рана левого бедра. Смертельным признано только первое ранение. Тяжесть другого ранения определена не была.
Согласно обвинению, предъявленному Дмитрию, он нанес удары Валерию в 23 часа 30 минут. Следовательно, тот с серьезным ранением в сонную артерию где-то находился в течение одного часа и сорока минут. В материалах дела отсутствовало какое-либо объяснение этому обстоятельству.
Нина Васильевна спросила следователя, далеко ли районная больница от места, где были нанесены ранения. Он ответил: «на машине 15—20 минут». Где же они ездили в течение часа и сорока минут? Ответ следователя: « нам не удалось это выяснить».
Имелся протокол допроса свидетеля Надежды Ивановой, которая рассказала, что в тот вечер Валерий и его друзья подъехали к ее дому в той же деревне, зашли во двор и попросили воды, чтобы помыть руки. Они же взяли с её разрешения длинное полотенце, которое она вынесла им, чтобы вытереть руки. Этим полотенцем Валерий перетянул левую ногу. Они сказали, что кто-то порезал Валерку. Она не видела крови на шее и рубашке Валерия.
Поскольку заключение судебно-медицинского эксперта содержало много недостатков, которые нельзя было оставить без внимания, Нина Васильевна решила заявить ходатайство о назначении дополнительной судебно-медицинской экспертизы. Она поставила на разрешение судебно-медицинского эксперта ряд необходимых в данном случае вопросов о времени нанесения телесных повреждений, об орудии (орудиях) преступления, об оказании доврачебной помощи и т. д.
Без ответов на них объективное рассмотрение вопроса о виновности, а, скорее, о невиновности Дмитрия было невозможно.
Передав следователю письменное ходатайство, адвокат и ее клиент расстались со следователем.
Следователь прокуратуры, Вячеслав Антонович, уже десять лет работал в этой должности. Он успел понять, что сложность работы следователя заключается не только в самой раскрываемости преступлений, но и в давлении, оказываемом на органы следствия таинственными покровителями. Иногда ему удавалось выходить из сложного положения без особых жертв. Но в данном случае он понимал, что на парня его, следователя, руками пытаются «повесить» чужое убийство, причем он даже догадывался, чье именно.
Поэтому, направляясь к прокурору района для рассмотрения заявленного адвокатом ходатайства, он предвидел бурю эмоций, которая последует со стороны прокурора.
И действительно, как только прокурор прочитал предложенный следователем документ, он пришел в ярость:
– Ведь все настоящие ответы на эти вопросы выводят обвиняемого из-под удара! Нам же придется искать настоящего убийцу!
– Придется, – набравшись смелости, ответил следователь. – А чего его искать-то? Мы с вами и так знаем, кто он. – Тихонов говорил тихо, без надрыва и как-то обреченно. Он понимал, что, если предать суду настоящего убийцу, то ни ему, ни прокурору уже не придется ни о чем беспокоиться, поскольку работы своей они лишатся.
– Откуда ты знаешь, кто действительно убил? Может быть, этот парень подстерег потерпевшего где-нибудь возле районной больницы? Ведь у него была машина…
– Я допрашивал свидетелей. Никто об этом не говорил, все друзья погибшего утверждали, что они сразу поехали в больницу и по пути нигде не останавливались, и с Дмитрием больше не встречались.
– Значит, надо вновь допросить свидетелей. Объяснить, как изменить показания.
– Вы мне предлагаете вступить в сговор со свидетелями? Мало того, что Вы заставили меня скрыть улики, мало того, что требовали убрать из дела показания Ивановой… Так Вы еще требуете, что бы я связался с какими-то подонками… С меня хватит!
– Да, с тебя хватит. Ты отстраняешься от дела. Мне давно предлагали заменить следователя. Кому передать дело, я скажу после. А те, которых ты назвал подонками, дети уважаемых родителей. И ты об этом еще пожалеешь.
– А мне плевать, чьи это дети. Каждый должен отвечать за свои преступления сам.
– Ну, смотри, ты тоже ответишь. Ты ведь тоже накуролесил немало.
– Ничего, я подстраховался. В случае чего вместе сядем. Веселее будет.
– Что по этому делу у тебя есть? – встревожился прокурор.
– Фотографии всех материалов дела. – Следователь повернулся и вышел из кабинета. Радость освобождения охватила его. Наконец-то он осмелился сказать все, что хотел! А что будет завтра лично с ним, его уже не пугало.
Как только следователь вышел, прокурор схватил трубку телефона и, раздраженно барабаня по столу пальцами правой руки, с нетерпением ожидал ответа вызванного абонента. Наконец трубку сняли, и он услышал знакомый бархатисто-покровительственный голос. Михаил Павлович, так звали прокурора, всегда удивлялся тому, как это определенной группе начальствующих лиц удавалось вырабатывать такой голос, который, кстати говоря, никогда не менял своей тональности и позволял обладателям такого голоса скрывать свое истинное отношение к обсуждаемой проблеме, а также подчеркивал уверенность их в своей правоте.
– Доброго здоровья, Михаил Павлович, – прозвучало в трубке. – Чем порадуете?
– Да видите ли, Даниил Петрович, – попытался было оправдаться прокурор. В отличие от собеседника его голос звучал несколько заискивающе и, понимая это, Михаил Матвеевич проклинал себя. – В нашем деле возникла некоторая заминка. Приехал адвокат, понимаешь ли, «очень умный». Ходатайство написал. Придется с судом немного повременить.
