Сквозь окно под ровный стук колес поезда мелькали заснеженные поля, на которых множество деревьев, одетых в ажурные снежные шапки, ютились мелкой россыпью. Вдоль железнодорожной линии столбы ЛЭП танцевали один за другим, словно под джазовую сюиту Шостаковича, а провод, что удерживал четкую связь между столбами, волнами убаюкивал в купе вагона наблюдающего за зимними пейзажами пассажира. Пассажир аккуратно сворачивал своими тонкими пальцами пианиста фольгированный свиток с остатками запасенной еды и убирал его в кожаную сумку. Его взгляд сквозь толстые очки был сосредоточен на происходящем в купе, но он вежливо молчал.
– Да твою мать!
На соседней полке происходила какая-то суматоха. Пухлая женщина бальзаковского возраста пыталась спешно что-то найти, но ей не слишком это удавалось. Она повернулась своим задом к пассажиру и нагнулась под стол. А пассажир из вежливости хотел отвернуться, но действие напротив слишком увлекало, и его глаза, увеличенные в несколько раз линзами очков, невольно цеплялись за происходящее.
– Куда же она подевалась?! Валера!
Валера – вследствие каких-то загадочных обстоятельств он был мужем этой женщины – спокойно стоял в коридоре спиной к купе, опершись на поручень. На нем мешковато висели черные пиджак и брюки – он словно высох внутри своего костюма. Со спины внутри затененного коридора он напоминал неподвижную густую тень, сквозь которую при желании можно было рассмотреть мелькающие пейзажи, словно диафильм о его жизни.
– Где тебя носит?!
Женщина до сих пор находилась в позе зю под столом. На ней были бриджи, которые с треском обтягивали ее упитанный зад. Они начали сползать вниз, и из-под них показывались дела ее минувшей молодости – розовые кружевные трусы. Правый уголок воспитанного рта пассажира медленно пополз вверх.
В проеме двери показалась проводница и железным голосом объявила:
– Через пятнадцать минут прибываем.
И ушла в следующее купе с тем же самым объявлением.
Через стенку в соседнем прохладном купе совсем одна сидела миловидная девушка лет двадцати на вид, Маша, в обнимку с книгой сказок Ханса Кристиана Андерсена. Она с любопытством рассматривала меняющиеся за окном пейзажи. Ее глаза, в которых то и дело мелькали елки и столбы, играючи прыгали в такт стуку колес поезда. Рядом с Машей на изготовку аккуратно стоял старый потрепанный чемодан и рюкзак из той же серии.
Но как бы Маша ни стремилась ко всему новому, дальняя дорога выматывает, и усталость вместе с укачивающим стуком колес все-таки заставила ее закемарить.
Солнечные лучи, словно лезвия, рассекали поле и, играя светом, достигали полевых цветов и травы. Ветер колыхал травинки то в одну сторону, то в другую.
Шум ветра рассекался милым девичьим смехом. Это была Маша, которая с легкостью упала на траву, а с ней рядом лег Леша. Их лица светились совершенно не наигранным счастьем. Они рядом, они очень близки друг к другу. Порой могло показаться, что у них одно сердце на двоих.
– Ты же вернешься? – с надеждой спросил Леша.
Маша, улыбаясь, повернулась к Леше и подперла голову руками. Ее глаза словно в момент насытились глубоким цветом синего моря.
– Вот почему ты не хочешь поехать со мной?
– Мне нельзя, – выдохнул Леша. – Мне траву косить скоро надо. Коров кормить… Куда они без меня?
Маша снова легла на спину, сорвала колосок травы и выдохнула:
– Коров…
А по небу в этот момент пролетали две утки.
– Кря-кря-кря! – кричали утки.
– Вот как думаешь – у них есть дом? – не поворачиваясь, обратилась Маша к Леше.
– У кого? – спросил Леша с удивлением.
– У уток, дурачок, у уток, – Маша колоском травы показала в сторону пролетающих уток.
– А… У уток, – Леша лег ближе к Маше. – Не знаю. Зачем им дом? У них крылья есть.
– Действительно… – задумалась Маша.
Леша резко подпрыгнул, словно его кто-то укусил.
– Леша, ты куда? – испуганно вскликнула Маша.
– Я щас, подожди.
Маша замерла, согнувшись в ожидании, будто дикая кошка, настороженно выглядывающая из травы. Поняв, что ничего плохого сейчас не могло произойти, она расслабилась. Но прошло несколько минут, и Машу посетило беспокойство. Она в растерянности встала в поисках Алексея. Но тут же успокоилась снова – его светлая голова замелькала среди травы, густых незабудок и ромашек. Леша плавно двигался к Маше, держа руки за спиной. Когда он подошел к ней, на ее лице застыла удивленная улыбка, а глаза начали бегать, словно много-много рассыпавшихся по полу пуговок. Он смотрел на нее с любовью и улыбался в ответ. Маша не выдержала его взгляда и засмущалась.
– Что? – Маша отвела глаза.
– Отвернись. У меня для тебя кое-что есть, – улыбался Алексей.
Маша отвернулась.
– Тук-тук, – сказал он.
– Кто там? – играючи отозвалась Маша.
Леша открыл невидимую дверь и вошел в воображаемую комнату.
– Повернись, – прошептал Алексей.
Маша послушно повернулась.
Леша протянул руки к Маше, и в одной из них показалась ромашка с идеально белыми, как снег, лепестками. А сердцевина ее была настолько идеальной окружности, насколько можно было только вообразить, и переливалась желтым перламутром. Пожалуй, это была самая лучшая ромашка этого поля.
– Вот… это тебе.
– Спасибо, Леш! – Маша мягко взяла ромашку из его рук.
– Только дай мне обещание, что ты ее сохранишь… навсегда.
– Но… Леш, это же цветок. Он ведь завянет, – Маша невольно прикрыла рукой цветок, будто хотела защитить его от воздействия мира.
– Ничего не знаю! Сохранишь! А то я…
Леша резко отвернулся от Маши и скрестил руки на груди. Маша тут же вскочила к нему.
– Хорошо, хорошо! Я постараюсь, только не обижайся, пожалуйста.
Маша нежно положила руки на спину Леше и так же нежно прислонилась к его сильной спине.
Резкий толчок вагона. Шипение пневматической системы поезда. Поезд остановился. За окном серыми линиями застелилась асфальтовым полотном платформа Витебского вокзала. Платформа сверху была обрамлена ажурными металлическими арками, сквозь крышу которых мелкой пылью проползал свет. Некоторые пассажиры еще до окончательной остановки начинали семенить по вагонам, и после открытия дверей, быстро минуя запыленный тамбур, отправлялись прямиком на платформу.
От резкой остановки Маша проснулась и выронила книгу из рук. Книга хлопнула о пол, и из нее выпала засушенная ромашка.
«Поезд прибыл на конечную станцию Витебский вокзал», – железным голосом раздалось из динамиков на платформе.
Маша аккуратно подняла книгу, встала, чтобы выйти из вагона, схватилась за чемодан – и заметила под столом ромашку, что выпала из книги. Она тут же прыгнула под стол и ладонями, боясь, что цветок рассыплется, подняла его с пола. Так же легко, боясь даже дышать на него, она положила цветок в книгу. А книгу положила в рюкзак. Тем временем проводница обходила вагон.
