У меня были тонкие пальцы с короткими, обкусанными ногтями. Мою правую руку сжимали два кольца – железных и толстых, не слишком подходящих ребенку, которым я являлась. В стиснутом кулаке под этими кольцами скрывалась горсть монет. Я не могла почувствовать, но все равно была уверена, что мне невероятно приятно держать их при себе. Сальные увесистые кругляши, способные неделю кормить семью из трех человек, – сейчас они были важнее всего на свете. Я упивалась их наличием, когда вдруг из коридора раздался громкий мужской голос. Тесная комната перед моими глазами резко закружилась: я принялась торопливо искать место, где могла бы спрятать свой бесценный клад. Голос звал меня, звал настойчиво и сердито, и я, не придумав ничего умнее, положила монеты в маленькую коробочку…
– Ты положила их в коробку, Роза. – Я поморщилась, вырываясь из чужого воспоминания, и отпустила руку тринадцатилетней рыжеволосой девочки, которую крепко сжимала последние пять минут. – В коробку, которая стоит у тебя под кроватью.
– Точно? – Роза широко распахнула свои небесно-голубые глаза. – Неужели я там не посмотрела?
– Точно, – устало улыбнулась я. – Сходи домой и проверь еще раз.
– Спасибо вам, Ванда. – Она вдруг виновато потупилась. – Не думайте, что я такая забывчивая и глупая. Просто в тот день я очень рано встала и совсем не успела поесть. Еще брат вернулся… он ведь постоянно у меня деньги отбирает, если находит.
– Не переживай. Я ничего такого не думала.
– Сколько я вам должна?
– Нисколько, Роза.
– Почему? Я ведь знаю, что вы обычно берете плату за свои услуги.
– Я очень хорошо отношусь к твоей маме, вот почему. Беги, скоро фонари выключат.
Голодный желудок протестующе заурчал, но я с легкостью его усмирила. Несчастная девочка походила на скелет, а ее матери в нынешних условиях оставалось жить не больше года – брать с них плату было бы преступным делом. Еще этот оболтус Грач… додумался же, деньги трясти с младшей сестры! Мало ему было статьи за разбой! Его гулкий пьяный голос из воспоминаний Розы вновь застучал у меня в ушах, и я скривилась от отвращения.
– Где ты была, Ванда?
На порог, едва я добралась до дома, вышла моя сестра, Мак. Сводная сестра. Фонари на улице отключились в ту же секунду, когда глаза наши встретились: у нее они были карие и удлиненные, а у меня – светло-зеленые и круглые.
– Работала.
– Опять? – Она поджала нижнюю губу. Видно этого не было, но я так хорошо знала ее мимику, что с легкостью представила выражение ее лица. – Тебе же говорили, что это небезопасно. Если Штабу станет известно о твоих способностях…
– Все мои клиенты осведомлены, что перед гвардейцами нужно держать язык за зубами. Пойдем в дом, Мак.
– Ты подумала, что будет с родителями, если тебя арестуют? Особенно с мамой, учитывая ее…
– Ты знаешь, что я очень люблю твоих родителей, – вновь оборвала ее я. – Поэтому и пытаюсь быть им полезной.
Мак отвернулась и открыла дверь – крыльцо залил тусклый свет свечи, горевшей где-то в прихожей. Этот свет обнажил ее острый затылок под темно-каштановыми волосами, вязаный теплый свитер с маленькой дыркой на подоле и бледную кожу, такую же, как и у всех, кто проживал в Городе. Я зашла вслед за ней, бросив последний взгляд в кромешную темноту, нависшую над улицей. Ее обуславливало отнюдь не отсутствие на небе звезд и даже не ночное время суток. Город целиком и полностью располагался под землей.
– Она дома, ма. – Не глядя на меня, Мак побрела вглубь комнаты.
– Ванда, – проскрипел оттуда слабый женский голос.
Я протиснулась в узкий каменный лаз и уверенно улыбнулась своей приемной матери. Ей было уже за пятьдесят – преклонный возраст для Города, – и все в ее движениях выдавало болезненную немощность.
– Я принесла немного денег.
– Не гуляй так поздно, – не слушая меня, пробормотала она и со свистом втянула в себя воздух. – Ты заставила меня поволноваться.
– Прости, мама. Как ты себя чувствуешь?
– Лучше, намного лучше…
Она поманила меня рукой, и я послушно устроилась у ее кровати, подогнув под себя ноги. Мак бросила на нас беглый взгляд через плечо. Она была старше меня всего на два года, но почему-то мама считала ее взрослой и самостоятельной, а меня, в мои двадцать четыре, маленькой и нуждающейся в защите. Наверное, дело было в неизгладимом первом впечатлении: при знакомстве я предстала перед родителями Мак худой и ослабленной, в то время как их родная дочь росла здоровой и крепкой, и с тех пор мама, пораженная разительным контрастом, продолжала видеть меня именно такой, хотя прошло уже больше девятнадцати лет.
– Она уснула, – коротко произнесла я, войдя в нашу с Мак комнату спустя полчаса. – Доктор Жако сегодня не заглядывал?
– Нет, он занят до следующей недели.
– А где папа?
– Он взял ночную смену в шахте.
– Зачем? – встрепенулась я. – Нам же хватает денег.
– Попробуй ему это объяснить, – фыркнула Мак, после чего, поерзав в нерешительности на кровати, поинтересовалась: – Что ты сегодня видела? Кому помогала?
– Я успела обслужить пятерых. – Я задула свечу, освещавшую нашу комнату, и опустила голову на подушку. – Знаешь, мне стало гораздо легче выискивать нужные воспоминания. Раньше я видела все вспышками, кляксами, а теперь… я была уверена, что не смогу помочь Розе, потому что прежде никогда не попадала минуту в минуту, но у меня получилось.
– Розе? Это ведь сестренка Грача?
– Да. Ты бы встретилась со своим однокашником, вправила бы ему мозги, вы ведь дружили когда-то.
– Нищета любого способна превратить в негодяя, – хмуро произнесла Мак. – Мне уже до него не достучаться.
Мы замолчали: я вновь принялась представлять небо, которое видела в последний раз два года назад на запланированной профилактической вылазке, а Мак наверняка в очередной раз задумалась о моих способностях. Потом мне стало холодно, и я попросила у нее разрешения надеть ее свитер. Хотя у нас были разные черты лица, разные по цвету и структуре волосы и даже разный оттенок кожи, мы обладали совершенно одинаковым телосложением, что оказалось весьма выгодно для семейного бюджета, ведь мы могли без проблем носить вещи друг друга.
Укутавшись в теплую шерсть, я вздохнула с облегчением.
– Ванда, ты же никогда не читала мои мысли? – внезапно спросила Мак.
– Я не читаю мысли.
– Ну не просматривала мое прошлое?
– Не просматривала. Я ведь тебе обещала. Да и не так-то это просто. – Колючий озноб вновь прошелся по моему телу, и я залезла под одеяло. – Представь, что ты погружаешься с головой в ледяную воду, чуть не задыхаешься, а затем резко выныриваешь и оказываешься запертой в чужом теле. Видишь и слышишь все, что видит и слышит оно, но ничего не чувствуешь и не можешь ни на что повлиять. В первую очередь тебя бросает в самые эмоциональные периоды жизни человека, когда он испытывал сумасшедшую радость или горе, и тебе приходится…
