«Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят его».
Евангелие от Матфея, 7:14.
«Сент-Освальдз», сентябрь, 2006
Я часто замечаю, что такие мужчины, как вы, Рой, недооценивают таких женщин, как я. Вы, должно быть, полагаете, что мы в каком-то смысле ущербны. Что мы стремимся к власти, дабы компенсировать некую реальную или воображаемую несправедливость. Что мы должны ненавидеть мужчин за то, что они не допускают женщин в свои клубы «для мальчиков», что они всячески мешают им развиваться, что они в течение многих веков всячески их оскорбляют и эксплуатируют. Ну, в общем, да, в чем-то вы, возможно, и правы. Некоторые вещи и впрямь вынуждают женщин идти в контратаку, давать мужчинам отпор. Но многое в поведении мужчин, бросая нам вызов, лишь делает нас сильнее.
Женщина в роли директора школы? Ну, ежели такое возможно, думаете вы, значит, все то, во что мы до сих пор верили, попросту вывернуто наизнанку. Как мы вообще могли до такого дойти? Как допустили, чтобы наш мир оказался перевернут с ног на голову? И вы, мистер Стрейтли, говорите себе (имея в виду, разумеется, меня): такие женщины, как она, встали на этот порочный путь не без причины. Вы полагаете, что корни стремления женщины добиться успеха таятся в ее слабости. Или в ее гневе на мужчин; или в ненависти; или в страхе; или в ощущении ненадежности собственного положения. Вот именно поэтому я и одержу над вами победу. Ибо вы уверены в исходной слабости женщин. Даже тех, что сумели преуспеть, занять руководящий пост и обрести определенную власть.
Вот тут-то и кроется ваша ошибка, мистер Стрейтли. Я отнюдь не чувствую, что мне грозит опасность. Нет у меня и ощущения ненадежности собственного положения. И детство у меня было относительно спокойным и небогатым событиями, если не считать одного случая, когда я была еще совсем малышкой. Мои сексуальные партнеры казались мне удивительно безликими, почти до уровня единообразия. За исключением, пожалуй, Джонни Харрингтона, который лишил меня невинности, когда мне было шестнадцать, и еще полгода меня трахал, в итоге подарив мне ребенка и некое сомнительное удовлетворение от того, что я впервые в жизни по-настоящему занималась сексом, причем если и не с убийцей, то почти со столь же «замечательным» персонажем, разве что рангом чуть пониже. А в ином отношении он, как и все прочие, был вежлив, чрезвычайно уверен в себе и вполне предсказуем; так и ехал верхом на присущих ему с детства привилегиях, пока не занял место директора школы. Собственно, он во многих отношениях был прирожденным директором. Образцовый ученик школы «Сент-Освальдз», настолько уверенный в своем предназначении, что ему никогда даже в голову не приходило сомневаться, а соответствует ли он такому посту. Да, я действительно помогала ему подняться по карьерной лестнице. Но отнюдь не из каких-то там чувств или из-за того, что он некогда пожертвовал мне малую толику своей спермы – о существовании Эмили он понятия не имел, как и о том, чего мне стоило растить ее в одиночку, – а просто потому, что это соответствовало моим целям. Я всегда издали следила за его карьерой, а он за моей не следил никогда. И в итоге я увидела для себя некую возможность. К тому времени как мы с ним вновь объединились, я уже могла предложить ему кое-какие полезные навыки и умения и стала для него не просто заместителем, но и доверенным лицом, вторым человеком в команде после него самого. А он, как всегда охотно, принимал мои услуги и даже мысли не допускал, что и я могу иметь собственные амбиции. Когда же после череды прошлогодних ужасных событий все его построения рухнули – я, собственно, не сомневалась, что так оно и случится, – я оказалась тут как тут и временно заняла его место, пока «Сент-Освальдз» пытался оправиться после очередного скандального происшествия. Ну, а решить остальные проблемы было совсем нетрудно. Все эти мужчины – как и вы, Стрейтли, – меня попросту недооценили. Так что мне для достижения поставленной цели потребовалось лишь немного времени, капелька лести, толика терпения, определенные усилия и выносливость, необходимая для того, чтобы вынести все те оскорбления и унижения, с которыми неизбежно сталкивается на своем пути любая честолюбивая женщина.
Но сейчас, сидя в моем директорском кабинете – который некогда был его кабинетом, – попивая кофе из его кофейной машины и развлекаясь бездумным созерцанием имен на Досках Почета, украшающих обшитые деревянными панелями стены, я чувствую, что справедливость все-таки восторжествовала. Это мой кабинет; это мой письменный стол. На подоконнике цветут мои орхидеи. И на парковке под окном мое законное место. Это моя кофейная машина. Моя чашка. Моя школа. Я эту должность заработала. Я здесь на своем месте. И мне больше ничего и никому не нужно доказывать. Школа «Сент-Освальдз» со всей ее историей, со всем ее безжалостным патриархальным багажом теперь моя. И сегодня именно я сижу в директорском кресле этой школы; и утром во время собрания именно я буду стоять за кафедрой в качестве Нового Директора «Сент-Освальдз» – хотя никогда еще ни одна женщина за целых пять веков этот пост не занимала, – и держать речь перед учащимися, среди которых теперь не только мальчики, но и девочки; и именно я поведу этих детей прочь от невежества и средневековых заблуждений.
В школе «Сент-Освальдз» издавна была популярна пословица: Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем женщине войти в эти врата. Ну что ж, я не только вошла в эти врата, но и сделала их моими; отныне я сама устанавливаю здесь правила. Ошибка, которую вы, мужчины, совершили, оказалась весьма существенной. Впрочем, мужчины всегда совершают эту ошибку, поскольку привыкли повсюду входить через парадные двери. Женщинам же приходится быть более осмотрительными. И нам, чтобы пробраться внутрь незамеченными, нужна всего лишь узкая боковая дверь. А уж когда мы туда пробрались, словно паук сквозь замочную скважину, то сразу начинаем ткать из шелка собственную империю, вызывая у вас, мужчин, невероятное изумление.
А вот вы, Рой, мне всегда очень нравились. Правда. И не думайте, пожалуйста, что если в прошлом году я и была в команде ваших противников, то отнюдь не испытывала к вам ни уважения, ни приязни; вы и тогда были мне симпатичны. Но вы в любом случае неотъемлемая часть старой школы, а я принадлежу будущему. Хотя вряд ли вы понимаете, что это означает. Вы всегда составляли с «Сент-Освальдз» некое неразрывное целое, всегда принадлежали этой школе – и ребенком, и взрослым мужчиной. И вам, чтобы туда войти, никогда не нужно было пользоваться узкой боковой дверью. Неужели даже после прискорбных событий прошлого года вы все еще верите, что я над вами сжалюсь?
