Николаю опять приснилась Чечня. Он не считал эти сны кошмарами, ведь в них его друзья были живы. Будильник прозвенит через два часа, но Николай понял, что уснуть уже не сможет и побрёл заваривать чай. Утреннюю молитву он прочитает позже, вместе с остальными. А пока он вспоминал свой сон и тот последний бой.
Их взвод уходил от погони по незнакомой гористой местности. Спасти заложников не удалось: троих парней бандиты зверски замучили ещё до начала операции, а четвёртому пустили пулю в живот уже во время штурма. Он умер на руках спецназовцев почему-то широко улыбаясь. Найдя три обезображенных трупа, бойцы поняли причину той улыбки: пуля являлась милосердием.
Живых врагов больше не оставляли.
Нынешний замминистра обороны, а тогда начальник штаба, узнав о провале операции, долго орал матом по рации и «вертушек» для эвакуации не дал. Они бежали из последних сил, оставив при себе только оружие и патроны.
Когда люди нынешнего сенатора и уважаемого бизнесмена, а тогда известного террориста Ахмета, плотно взяли их в клещи, от всего взвода остались только Николай, Алёшка и Ринат. Они успели укрыться в развалинах какого-то православного храма и заняли круговую оборону. Обгоревшее распятие, расстрелянные в упор лики Святых, намалёванные поверх остатков росписи непристойности. Николай вырос в простой советской семье и в Бога не верил, но и его коробило от осквернения чьей-то святыни. Он вспомнил, что не спроста в чеченском языке отсутствуют понятия «сопереживание», «сочувствие» и «совесть».
Метровой толщины кирпичные стены и узкие окна-бойницы оберегали ребят до самых сумерек. Пространство вокруг храма нелепым узором заполнили десятки убитых «духов». Но патроны заканчивались, как и лимит везения. Человеческая жизнь так легко перечёркивается шальной пулей или случайным осколком… К ночи Николай остался совсем один. Выхода не было, а мрачная безысходность неожиданно сменилась непереносимым желанием жить. Стало совсем тоскливо.
Рядом тяжело ухнула граната и разворотила часть стены, из-за обломков деревянной панели показался тряпичный угол массивного свёртка. Теперь икона «Пробуждающая Русь» является всеобщей святыней, круглосуточно к ней едут православные паломники со всего мира, а количество связанных с ней чудес заставило умолкнуть даже самых отъявленных атеистов. Но тогда это был обветшалый свёрток с почерневшей от старости дощечкой внутри. Николай с любопытством развернул истлевшую ткань и перевернул дощечку. По телу прошла дрожь – с обратной стороны оказалась прекрасная картина, сияющая свежестью и яркими красками. Даже при неровном свете начинающегося пожара он мог разглядеть изображение в мельчайших деталях. Внизу расположилось селение, полное спящих людей. Спали все: мужчины, женщины, дети. На полях, на улицах, на крышах домов. Селение окружали тёмные существа звероподобной внешности, которые безжалостно грызли спящих, жгли дома и топтали посевы. Над селением, на облаке, стояла неземной красоты женщина. Она изо всех сил трясла колоколом и кричала. И люди начинали просыпаться, озирались и бесстрашно бросались в бой на существ.
Николай отстрелял последнюю обойму, не оставив патрона для себя, – живым его брать не собирались. Ещё раз взглянул на икону и представил, как злорадно будут глумится над ней бандиты. И тогда он впервые в жизни помолился: «Господи, если ты есть, не дай пропасть этой красоте, дай мне отнести её людям!». Икона почему-то вдруг стала скользкой и маслянистой и чуть не выпала из рук. С неё ручейками стекало пахнущее ладаном миро. И Николай уверовал.
Из медчасти его долго не отпускали, тщательно осматривали каждый сантиметр тела, удивляясь отсутствию ран: в «горке» и разгрузке главврач лично насчитал восемнадцать пулевых отверстий.
В отставку Николай подал сразу же, не смирившись с пустым равнодушием высших военных чинов. Солдатская кровь лилась рекой, а штабные, словно демонические рыбаки, забрасывали в эту реку невод и жаждали богатого улова. На «гражданке» тоже оказалось тошно до безысходности, – люди не желали замечать происходящего вокруг: рушилась их Родина, гремели взрывы, но большинству был интереснее новый клип Олега Газманова и подробности личной жизни Аллы Борисовны.
Он поехал в Лавру1, да там и остался. Старенький монах с необычным именем Клеопа, которому Николай показал найденную икону, сильно разволновался, стал заикаться и суетиться, собирая всю свою братию. Оказалось, что икона не имеет цены, и таких, как она, – в истории единицы. В монастырь потянулись высшие церковные чины, и Николаю множество раз пришлось повторять рассказ о чудесном обретении святыни. Однажды поклониться иконе приехал сам Патриарх с огромной свитой. Он оказался не похожим на армейское начальство, – простой в общении, без напускной важности, умеющий слушать. Николай выложил всё, что творилось на сердце. А святейший Патриарх предложил ему работу.
В то время Россия напоминала феодальную Европу из школьных учебников истории. Множество князьков, раболепствующих перед королём, яростно грызлись между собой. Каждый из власть имущих спешил окружить себя небольшой армией – полиция, гвардия, частные охранные предприятия, банды. Церковь исключением не стала. Однако не роль охранника была предложена Николаю. Он был и должен был остаться элитой, воином специального назначения. И такая элита у Патриарха имелась.
После многодневных и до одури нудных тестов и обследований (физическое состояние, психическая стабильность, уровень интеллекта, широта кругозора и так далее, и тому подобное) Николая признали годным, выдали три комплекта обмундирования и предоставили уютную квартиру-студию, которую было принято называть «кельей». На дверях кельи не имелось никаких замков, а взгляд невольно цеплялся за отсутствие телевизора, так привычного для любого российского жилища. Телефона и радио тоже не было, зато над входной дверью чернели отверстия встроенного репродуктора. Едва Николай обратил на него внимание, как динамик ожил и бесстрастным голосом поздравил с началом обучения и объявил общий сбор.
В группе, считая Николая, оказалось двадцать человек. Судя по выправке, взгляду и пружинящей походке, все они являлись кадровыми военными, не раз нюхавшими порох. Нарастал недовольный гул: два десятка опытных бойцов, приготовившихся наконец приступить к службе, совершенно не понимали смысла в какой-то там учёбе. Вскоре появился мужчина средних лет в монашеском одеянии и жестами пригласил всех следовать за ним.
Он вышел из здания и направился к главному входу в центральный храм, но не дойдя до крыльца свернул на неприметную тропинку, терявшуюся в густом кустарнике. Через несколько метров тропинка нырнула в тёмный провал подвала и упёрлась в огромную дверь, обшитую массивными стальными листами. Мужчина приложил руки к створкам, и они неожиданно быстро и бесшумно разошлись в стороны, открыв широкую каменную лестницу, закрученную спиралью. Спускались долго, оставив за спиной не менее дюжины зарешёченных проходов на подземные уровни. Наконец монах открыл один из таких проходов, и курсанты очутились в просторном зале. Стены и пол были сложены из мощных валунов, но на деревянном потолке висели вполне себе современные люминесцентные светильники. К дальней стене огромными железными цепями был прикован полуголый человек с кляпом во рту. Николай оторопел, бойцы протестующе загудели, но монах спокойно, парой скупых отточенных движений, освободил пленника и вынул кляп. Затем началась форменная чертовщина.
