1. 0
В МОЁМ СЕРДЦЕ ТЫ...
Он должен был стать звездой футбола, а стал офисным сотрудником.
Он мог бы свыкнуться с этим, вот только его босс – красивая и несносная стерва.
Она выводит его из себя. Она отравляет каждый его день.
Но только она заставляет его сердце биться чаще и желать невозможного.
2. 1
Андрей изнемогал.
До конца рабочего дня оставалось чуть меньше сорока минут.
Каждый в офисе коротал их, как мог – насколько хватало фантазии и смелости. Ибо откровенно расслабляться было рискованно, да и особо занять себя нечем. Компьютеры через удалённый доступ отслеживались – за чатики, игрушки и прочее «внерабочее» могли впаять выговор и лишить премии. На первый раз. Прецеденты были…
Самые упёртые и прилежные, конечно, трудились до последней секунды, но таких в конторе – раз, два и обчёлся. Остальные делали вид.
Сам Андрей искренне считал, что от работы кони дохнут, во всяком случае, от такой – рутинной, монотонной и, по большому счёту, бессмысленной.
Он, в общем-то, выполнял то, что требовалось, но без энтузиазма, и к вечеру от таблиц, диаграмм и матриц у него рябило в глазах и ломило затылок.
Иногда Андрей спрашивал себя: что он вообще тут делает? Здоровый, сильный, молодой мужчина... И сам же отвечал, точнее, напоминал себе с привкусом горечи: не такой уже и здоровый.
После очередной травмы на футбольной карьере пришлось поставить крест. Окончательно и бесповоротно. Сдался он не сразу – потребовалось больше двух лет упорного лечения, реабилитации и щадящих тренировок, чтобы, в конце концов, признать – врачи на этот раз с «вердиктом» не ошиблись. Нога после разрыва ахиллова сухожилия полностью не восстановится никогда.
Он не годился даже в запас.
И ладно бы ещё ему хорошенько за тридцать перевалило, а то ведь двадцать пять, самый расцвет... Всего три года, как из дубля в основу перевели, только начал в премьер-лиге играть, расправил крылья, чуть вкусил славы и... на тебе – ни крыльев, ни славы, ни будущего…
Предлагали ему в клубе какие-то варианты. Он подозревал, что из милости, за былые заслуги. И не варианты даже, а так, подачки – только душу травить. Не принял, решил, что если уходить, то уходить – не цепляться, не клянчить, не давить на сочувствие. Просто отринуть всё, вычеркнуть, не думать.
Это далось сложнее всего – отказаться от мечты, которая ценой невероятных усилий стала реальностью, от цели, к которой стремился с детства. Как будто всё было зря, всё впустую.
Вернулся из столицы в родной город.
Если бы не поддержка родителей, наверное, сорвался бы. Он и так месяца два беспробудно пил. Потом ни с того ни с сего увлёкся сетевыми играми – то ещё болото.
Родители уговаривали найти работу и жить дальше, как живут все нормальные люди.
Андрей негодовал – они разве не понимают, что с футболом его жизнь закончилась? Ибо разве это жизнь? Это существование. А не всё ли равно как существовать? Однако, в конце концов, сдался.
Отец с кем-то важным договорился, и этот кто-то пристроил его на непыльное место в хорошей компании.
Вот так Андрей Батурин, ещё вчера блестящий форвард, стал рядовым специалистом рекламного отдела и почти ассимилировался с офисным планктоном.
Но это случилось чуть позже, а поначалу он ужасался:
– Я же ни черта в этом не смыслю! Где я и где реклама?!
– Ты же в компьютерах смыслишь, целый день перед монитором сидишь. Так вот там – то же самое, – возражал отец. – Уж сообразишь, что к чему, не дурак же. Главное – стаж будет идти. И зарплата какая-никакая.
Андрей, в общем-то, не очень и упрямился. Если не футболом, то не всё ли равно чем ещё заниматься? Пусть будет офис, пусть будет реклама.
3. 2
Андрей посмотрел на часы: ещё двадцать минут до свободы.
Работа и впрямь была нудная, даром что рекламный отдел. Творчеством они не занимались совсем.
«Творили» в Москве, в головном офисе. А тут – филиал, и их задача состояла в том, чтобы реализовывать идеи свыше.
Без пятнадцати в кабинет ворвалась Люба, тоже специалист, только старший. Именно ворвалась, стремительно и шумно, вмиг всех переполошив. Звонко процокола на каблучках к своему столу и театрально рухнула в кресло. Схватила степлер, тут же с психу отшвырнула.
Все присутствующие, и Андрей в том числе, таращились на неё с удивлением, интересом и тревогой.
– Вадик меня из-за этой суки убьёт! – воскликнула Люба горестно.
Кто такой Вадик – все в отделе знали. Это муж Любы, про него она могла рассказывать часами.
Кто сука, в общем-то, тоже догадывались, но Арсений Мазутов, маркетолог, уточнил:
– Из-за кого убьёт?
– Из-за кого, из-за кого! Из-за Старухи!
***
Старухой в народе называли директора, Елену Эдуардовну Кострову.
Это бредовое прозвище прилепилось к ней вовсе не из-за возраста – ей едва ли тридцать исполнилось, – а из-за дурного, совершенно несносного нрава.
Фюрер с внешностью рафаэлевской мадонны… Особенно если включить воображение и распустить по плечам тёмно-русые волосы, обычно собранные в безупречно гладкий валик, а строгий костюм сменить на нечто более женственное.
Впрочем, как женщину её никто не воспринимал. Почти никто…
Дотошная, стервозная, надменная, до абсурда требовательная и до отвращения язвительная – так о ней отзывались практически поголовно, и это если очень мягко.
Собственно, «старухой» она стала благодаря кадровику Мише Короткову, страстному поклоннику советского кинематографа в целом и фильма «Служебный роман» в частности. Он частенько цитировал киношные высказывания к месту и не к месту.
Однажды с кем-то в разговоре ввернул по случаю: «Держитесь, Иванов. Старуха сильно вами интересуется. Личное дело затребовала!».
Те, кто слышал – фразу узнали, посмеялись, а уже на следующий день это случайное «старуха», словно злостный вирус, расползлось по учреждению.
Сначала её так называли в шутку, а затем как-то незаметно шутка укоренилась.
Когда дело касалось Елены Эдуардовны, коллектив проявлял редкостную сплочённость, ибо ненавидели её все, ненавидели дружно, солидарно, сообща. Пусть за глаза, но от души.
***
Андрей в первое время выбивался из общей струи, поскольку привык строить своё отношение к людям самостоятельно. И все эти шепотки за спиной, рассказы, как, кого и при каких обстоятельствах «старуха» обидела, ровным счётом никак на него не влияли. Если не наоборот.
Поначалу он даже проникся к ней.
Во-первых, внешне, что уж скрывать, она ему очень понравилась. Неприступная, грациозная, с безупречной осанкой, точёными ножками и взглядом богини. Любовался бы и любовался. И не только...
Он даже интересовался у коллег, замужем ли это чудо, на что ему ответили:
– Да кто ж её возьмёт?
Ну а во-вторых, взыграло извечное желание встать на сторону «слабого» и всеми порицаемого, ибо толпой на одного – последнее дело. Правда, желание это играло недолго.