Я знаю, немало читателей подтвердят, всё было именно так, как написано в этой книге. Они узнают в поворотах сюжета себя, разглядят в персонажах отражение своих знакомых. А кто-то, опираясь на личный опыт, возразит, будто на самом деле всё происходило иначе.
Правы те и другие. Потому что всё так или иначе было
Темь на Таме
Город Темь на реке Таме происхождение имеет самое заурядное, почти не отразившееся на ходе мировой истории. Прошла мимо него и мировая культура, не зацепившись ни взглядом, ни башмаком. Сами темчане точно сказать не могут, когда и откуда взялся их город, основанный будто еще при царе неким горным инженером, обнаружившим большие запасы медной руды в логах, нарезавших неровными ломтями высокий берег Тамы. Вывод о запасах руды оказался ошибочным, промышленной добычи здешняя залежь не выдержала, истощилась. Но посад устоял и, претерпев значительные трансформации, к середине ХХ века вырос в непритязательный областной центр индустриального типа. Слепленный из деревень и починков, тюремных зон, железнодорожных станций, скитов и барачных поселков, город Темь протянулся вдоль Тамы на десятки километров унылой промзоной.
Здешнее небо всегда было расчерчено дымами, на деревья порой оседала едкая взвесь, причина ранних листопадов и преждевременной смертности среди населения. Темь была секретнее прочих городов, поэтому ее не обозначали на географических картах в школьных атласах, а статистика онкологических заболеваний, выявленных у жителей Теми, не публиковалась даже в специализированных изданиях. Медики объясняли малую продолжительность жизни темчан естественными причинами, прежде всего природными условиями. Климатические характеристики региона и вправду оставляли желать лучшего, но компенсирующая надбавка к зарплате искупала неудобства, связанные с долгой зимой и коротким обманчивым летом. «Зато места у нас грибные!» – хвалились здешние люди в ответ на сетования приезжих по поводу погоды. Приезжими здесь бывали рыночные торговцы с юга и направленные по распределению молодые специалисты. Южане делали хорошие деньги, а молодые специалисты быстро усваивали мировоззренческие особенности и за три года полностью сливались с фоном, если прежде не решались на побег. Принятая тут система ценностей подкупала простотой и абсурдностью.
Помимо грибов темчане бездумно гордились самым большим в Европе (а то и в Америке!) новым кладбищем, хотя предпочитали хоронить близких на старых погостах, покупая взятками разрешения на погребение в семейных оградках. На новом кладбище ни церкви, ни часовенки. Впрочем, в советское время темчане мало интересовались Богом. Религию заменяли им уверенность в завтрашнем дне и твердое знание, что живут они других не хуже, а ровно как все, если не брать в расчет москвичей и ленинградцев. Ленинград заслужил хорошее снабжение, пережив блокаду, а Москва – столица, там надо марку держать перед зарубежными гостями. Если в Москве будет как в Теми, что подумают о советской жизни иностранцы? Что расскажут? Ничего хорошего!
Каким бы заурядным ни казался город Темь, река Тама искупала изъяны и перекрывала с избытком все его недостаточности. Благодаря Таме горожанам было на что посмотреть со своего высокого берега. Летом – на теплоходы и баржи. Зимой – на ледяные торосы по заберегам и огромные промоины над речными быстринами.
На рубеже тысячелетий зимы на Таме вдруг стали мягкими. Лед истончился и вовсе перестал перекрывать реку, ограничиваясь широкими заберегами. Никто не заметил толком, как прекратил работу Темский речной порт, закрылось пароходство, и однажды весной на Таме вовсе не открылась навигация. Один за другим стали умирать заводы. На месте цехов разворачивались гипермасштабные торговые площади, логистические структуры и бизнес-центры. Город перерождался.
В советское время обитателей Теми, поглощенных заботами о ежедневном пропитании, о личных привязанностях и обустройстве быта, мало тревожили мысли о прошлом и будущем. Прошлое было преодолено, а будущее определено. Когда начались перемены, думать стало некогда: едва успевали крутиться.
А потом пришло время желанной стабильности, и, оглядевшись, каждый пытался понять: где я, с кем я, куда? Теперь будущее тревожило до испуга, а прошлое стало по меньшей мере спорным. Переход Теми из одного состояния в другое вместил в себя события, происходившие на протяжении лет пятидесяти – скажем, с 1968-го по 2018-й…
Глава первая.Пишущая машинка «для студента». Год 1968
В самом низком месте набережной стоял, повернувшись одним фасадом к воде, другим – к троллейбусной остановке, Темский речной вокзал. Короткая северная навигация закончилась еще в сентябре, но Кирилл с Мишкой регулярно встречались на берегу. Ходили пить пиво в ресторан на речном вокзале. Ресторан, в отличие от вокзала, работал круглый год, пиво тут не переводилось, и приятели посещали заведение по крайней мере дважды в месяц – отмечать аванс и окончаловку. В этот раз они засиживаться не стали. Дело начиналось серьезное. Раньше только слова были, а теперь, наконец, дело. Спустившись из ресторана в гулкий вестибюль, безлюдный в это время года, оба, не сговариваясь, повернули на выход к реке, посмотреть на Таму. Здесь, на продуваемой сырым октябрьским ветром террасе, Кирилл рассказал Мишке анекдот – короткий, как он любил, и мрачный, как у него вечно получалось. Нам, говорит, не врали, когда впаривали, будто счастье не за горами. Ага! Мы перешли горы –счастья там нет.
– Всё?
– Всё.
– Когда смеяться? – спросил Мишка. На его смуглом лице с крупным носом, большим ртом и широкими скулами не нашлось ни намека на улыбку. Он скептически растянул плотно сжатые губы, поставил короткие брови домиком и сверху вниз глянул на товарища, тонкого и бледного, как персонаж рассказа Короленко про детей подземелья.
– Смеяться необязательно, – разрешил Кирилл и, глядя на парапет, отделявший нижнюю террасу берега от темной воды, повторил: – Счастья нет за горами!
Мишка кивнул:
– Счастье в горах. Пошли!
Они обогнули здание и, переходя на бег, устремились к остановке. Троллейбус уже тронулся, но притормозил и, принимая на борт, обхлопал их ладошками автоматических дверей.
Ехали не садясь, в пустом салоне, открутив себе по-честному в механической кассе билетики за четыре копейки каждый.
– Оплачивайте за проезд, приобретайте билеты в кассе, – проскрипела в микрофон женщина-водитель. Призыв «оплачивать за проезд» – это неискоренимый профессионализм, сродни морскому «компảсу».
Оба пассажира помахали в сторону кабины билетиками, водитель успокоилась и больше не скрипела. Остановок она не объявляла. Кому надо, знают и так: в окно-то видно, где едут.
