Любое коммерческое использование текста и фотографий – полностью или частично (механически, электронно, посредством фотографирования, сканирования и т. д.) – возможно исключительно с письменного разрешения автора.
© Брежнева Л. Я., текст, фото, 2022
© ООО «Издательство «Вече», 2022
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2022
Сайт издательства www.veche.ru
* * *
Я надеюсь, что эта книга поможет развеять мусор, который набросало благодарное потомство на могилу моего дяди, Леонида Ильича Брежнева, вернуть ему доброе имя, а также честь и достоинство – как одному из лучших политических и государственных деятелей XX века.
Моим родителям,
память о которых мне в радость и в печаль.
Сыновьям и внукам
в благодарность за то, что есть.
Sic transit gloria mundi
Скорбел народ, гудели заводские трубы, повисли под осенним дождём траурные флаги – прощание с генеральным секретарём шло по обычной программе.
Вспомнилась шутка Леонида Ильича: «От Красной до Красной площади прошёл мой путь».
Отгремел прощальный салют. Приглашенные, в большинстве своем чужие покойному люди, рассевшись по черным машинам, отправились на поминки.
Как-то дядя сказал:
– В детстве помогал матери перебирать ягоды для варенья. Отбрасывая в ведро гнилые, она говаривала: «Это, Лёнечка, – оборыши. От них гниль на хорошие ягоды перебрасывается. Такие и среди людей бывают. Бойся их, сынок»…
Много было сказано в тот день хвалебных слов в адрес ушедшего из жизни генерального секретаря. Не забыли упомянуть излюбленный диагноз: «Сгорел на работе».
А я утешалась мыслью, что наконец отмучился этот добрый, безобидный и обаятельный человек. Надеялась, душа его обретет наконец покой, которого не хватало в жизни. Плакала я не от того, что он ушёл, а от жалости к славному мальчику Лёне, синеглазому, бойкому, весёлому, который выбирал путь, надеясь сделать людей счастливее. Но не бывать раю на земле, потому что добро и зло, дружба и предательство всегда идут рядом, а жадность человеческая – неистребима. Всё это он понял к концу жизни, когда было уже поздно.
Отец на поминках не пил. Оплакивал брата по углам, скрываясь от постороннего сочувствия.
Когда через несколько дней он приехал ко мне на Ленинский проспект, глаза у него были красные, лицо воспалённое – поднялось давление. Я предложила вместе поужинать. Сев на кухонную лавку, отец, уронив голову на стол, зарыдал.
– Я как собака без хозяина, – сказал он, вытирая слёзы. – Как мне брата жалко! Прямо сердце разрывается…
– Надо было его при жизни жалеть, – грустно заметила я.
– Сидел на поминках, – начал он, успокоившись, – среди чужих ему людей и вспоминал наше детство. У соседей умер ребёнок. Родители устроили для детворы поминальный обед с роскошным по тем временам угощением – солёными огурцами, рассыпчатой картошкой и пирогами со сладкой морковкой. Возвращаясь домой и цепляясь за сестру на крутой лестнице, я хвастался: «Вот наш Лёнька умрёт, мы такие поминки отгрохаем!» И дети нам завидовали. И вот умер.
– И поминки отгрохали знатные.
Не любовницей – любимицей
Я пришла на землю грешную.
Марина Цветаева.
Из цикла «Вячеславу Иванову», 1920 г.
До рождения я жила в светлом царстве богини Гульды. Забавляясь, она вплетала мне в волосы полевые цветы и пела колыбельные.
Любуясь на закаты и восходы солнца, я не подозревала, что придётся покинуть этот райский уголок.
Но приспела пора, снарядила богиня в путь белого аиста, облекла меня в длинную сорочку и отправила на землю.
Так я и родилась в «сорочке», что, по народному преданию, сулило счастье.
Бывает, боги ошибаются. Прилетел аист до времени, и душа, едва родившись, запросилась обратно.
Хмурый доктор, не прослушав замершего в испуге сердца, отправил меня в мертвецкую.
Мальчишка-санитар, положив маленькое тельце на цинковый стол, вышел, забыв выключить свет. Этот свет и спас мне жизнь.
Старый сторож, крестясь, завернул меня в простыню и принёс в родильное отделение, где в горячке металась моя мама.
– Боже правый, как же вы её так? Она же моргает, – сказал он доктору, чуть не плача.
Мамина соседка по палате, помолившись, благословила меня иконкой, окропила святой водой и поставила у изголовья три свечи.
– Коли не погаснут, будет жить.
Ярко вспыхнули свечи, зажжённые по-христиански о трёх заутренях, – новая душа появилась на свет. Синеглазая девочка испуганно смотрела на мир.
…любовался нашими казаками.
Вечно верхом; вечно готовы
драться…
А. С. Пушкин
По материнской линии я – из уральских казаков. Были в нашем роду прославленные имена, оставившие след в истории России. Первое знамя уральские казаки получили от царя Алексея Романова в 1636 году. Принадлежали мои предки к известным с 17-го века фамилиям – Бородиным и Фроловым.
Сколько себя помню, в родне был культ моего прадеда, атамана уральского казачества с греческим именем Акиндин.
Когда в конце 1870-х годов его семья переезжала из Оренбурга в Троицк, где из двух полков – Михайловского и Никольского – создавался новый казачий округ, он пятилетним мальчиком одолел весь путь верхом наравне со взрослыми.
Говорили, что до конца своих дней спал, подложив под голову седло.
От бабушки-гречанки Акиндин унаследовал темные кудри, а от отца-русича – синие глаза.
Жена его, Татьяна, родом из карельских финнов, была черноглазая, светловолосая, с нежным северным румянцем. Оттого и дети – три сына и две дочери – получились всех мастей. «Право, как жеребцы породистые», – шутил прадед. Добрый и смешливый был. Не то – супруга. Нравом она была крута, детей и прислугу держала в строгости.
В богатом купеческом уральском городе Троицке выстроили двухэтажный дом. В огромном подвале висели на крюках окорока и колбасы домашнего приготовления. В бочонках – рыба всех сортов, икра, соленья, грибы, мёд. Когда грянула революция, прадед был молод, здоров и полон сил. Шёл третий срок его атаманской должности.
А после – голодное сибирское изгнание. Прабабка Татьяна плакала, вспоминая свой погреб. Тосковала по домашнему укладу с его порядком и дисциплиной.
* * *
«Мы – казаки до десятого колена, – с гордостью наставлял Акиндин сыновей. – Будете продолжать традицию». И хотя мечтал видеть наследников в седле, дал им хорошее образование.
Отслужив девять лет на выборной должности, он получил право освободить от казачьих обязанностей одного из детей. Выбор пал на моего деда Николая. Страстный книголюб, он мечтал посвятить себя изучению истории России.
Женился он по большой любви. Невесту ему не отдавали, но молодые не отступали, пока не заручились родительским благословением с обеих сторон.
В простые казачьи семьи невесток брали здоровых, работящих, породистых, чтобы внуков рожали сильных и статных. Казачья интеллигенция, как и дворянская, заботилась больше о нравственности избранницы. Претендентки на руку сына обсуждались на семейном совете. Глава семейства говорил: «Марья Николаевна хороша, слов нет, но у неё дед был картёжник, всё спустил – плохая наследственность. У Катерины Ивановны бабушка была непутёвая. Крутила роман с денщиком своего мужа. А Варенька лицом нехороша, но умна, воспитанна, и род её без изъяна». Выбор, как правило, падал на порядочную Вареньку.