История, которую я решился поведать вам, случилась со мной не так давно. Хотя вы, глядя на мои седые виски, вряд ли поверите, что мне всего 25 лет. Да и потухшие глаза мои вряд ли одарят вас юношеским задором, скорее поразят своею черной глубиной и потерянностью. Но к чему вся эта грустная философия? Перейду прямо к делу…
Родился я в одной из многочисленных российских деревушек, в самой обычной семье. Мать моя, сама отказавшаяся в юности от обучения в институтах по причине бедности своих родителей и боязни их выпустить юную, распрекрасную деву из-под своего отеческого крыла, всяческими честными и бесчестными путями умудрялась понемногу “извлекать” небольшие суммы денег из нашего семейного бюджета и откладывать их мне на это самое заветное обучение. Отец не был сторонником взращивания из меня лица благородного и образованного. Кроме того, он очень хорошо умел считать свои кровно заработанные и понимал, что его благоверная откладывает понемногу на что-то, что ему явно пришлось бы не по вкусу, узнай он об этом. Но спорить с матерью отец не любил. И потому, что, не смотря на эти вырванные из семейного бюджета небольшие деньги, кушал он очень вкусно – мать была редкая умелица и хозяйка. И потому, что она была его моложе на целых 14 годков и дюже миловидна.
Так, стараниями матушки, после окончания школы я был зачислен в северо-западный институт печати. По причине отсутствия у меня родственников в этом самом необычном из всех российских городов, в коем базировалось данное учебное заведение, проживать мне пришлось на съемной квартире, расположенной в старом и обшарпанном за годы своей службы доме. Здесь же я узнал о существовании тупиковых улиц и о различных тёмных историях, множащихся в таких местах, словно опята на лесном пенёчке.
Почему я завёл речь об этих, таких многочисленных для Санкт-Петербурга, тупиковых улочках, вы узнаете чуть позже. Сейчас же я хочу поведать вам обо всех прелестях студенческой жизни, коих, возможно, вы ещё помните и сами. Студенческая жизнь – она, как песня: лихая, захватывающая душу и быстро заканчивающаяся. Проживали мы ее с тем самым максимальным размахом, который только могли себе позволить. Именно мы. Я не оговорился. Снимать квартиру одному – дело очень накладное, а по студенческим меркам – даже нереальное. Посему жили мы в арендованном помещении вчетвером, я и трое моих сокурсников – парней приезжих, выходцев из таких же обычных семей деревень и городов русских. Жили дружно, пьяно, временами на целый месяц и более позволяя себе выключаться из великого процесса обучения будущей своей профессии.
В такие периоды пьяного загула имели мы два развлечения: то пугали прохожих – скромных, воспитанных и тихих, таких во всём непохожих на нас; а то начинали взахлёб рассказывать друг другу те самые тёмные истории, подслушанные нами то ли в детстве от стариков на завалинках, то ли в тех же пивных барах от их завсегдатаев.
Истории эти были зачастую так неправдоподобны, что и слушать их не стоило. Но одна такая байка навсегда изменила мою бесшабашную жизнь, да и всё мое сознание поменяла начисто. Даже если я возьмусь сейчас напрягать память мою, которая всячески старается позабыть о тех днях, я не вспомню – кто и при каких обстоятельствах поведал нам с друзьями о бабке-колдунье, якобы проживающей в доме на одной улице с нами, только в самом её тупике. Но суть в том, что история эта всё-таки была рассказана. И притом – весьма эмоционально. И что самое удивительное для меня – все мои приятели настолько глубоко уверовали в существование этой самой колдуньи, что решили непременно выследить её и узнать поподробнее о ночных шашнях с нечистой силой.
Тут же, безотлагательно, за столиком в очередном полюбившемся нам своей дешевизной баре, товарищи мои принялись составлять очередь наших ночных дежурств у дома ведьмы. Именно наших. Ибо мой отказ однозначно был бы воспринят как самая последняя трусость, чего я, считавший себя парнем боевым и разудалым, допустить просто не мог.
Бабка Аграфена из того самого дома в тупике колдунью ничем не напоминала. Мне она казалась женщиной неплохой, трудолюбивой и весьма богобоязненной. Охала вечно над своим непутевым внуком-переростком Витькой, хлопотала о справности его брюк да рубашек, хотя лбу этому давно уже перевалило за 30. Мои же психически неуравновешенные сотоварищи в один голос твердили о причастности горбатой бабки к клану Сатаны. И приводили свои доводы: падение Матвея на дежурстве и подворачивание им правой ноги от взгляда Аграфены. То, что Матвей в этом дозоре находился поистине в непотребном состоянии, а именно – “ноги его не держали”, во внимание никто отчего-то брать не хотел.
Короче, костеря бабушку на чём свет стоит, эти вечно пьяные создания продолжали день ото дня нести свой дозор, приписывая ежедневно Аграфене все новые и новые грехи.
Настала и моя очередь караул держать. Будучи абсолютно уверенным, что за ночь ничего любопытного произойти просто не может, я “принял на грудь” пару литров “Невского живого” и приготовился опочивать прямо под яблонькой, что росла неподалеку от злосчастного дома. Сон сморил меня быстро. Я спал самым сладким сном младенца, почмокивая во сне губами и любуясь в нём разлюбезной матушкой. Как вдруг – будто бы чья-то рука толкнула меня в плечо… Я, словно ошпаренный, вскочил и тут же, непроизвольно, взглянул на дом Аграфены. И то ли, вскочив на ноги, мой организм всё ещё продолжал видеть свои цветные сны, то ли и впрямь было это наяву, но увидел я девушку на швабре, влетающую прямо в огромную трубу дома. Да, вы не ослышались. Именно на швабре, какие сотнями стоят во всех хозяйственных магазинах. Только данная разновидность комплектовалась ярко желтым черенком, посему не заметить её на фоне чёрного неба я не мог. Да и огненно-рыжая девушка ничем не походила на горбатую старушку Аграфену, за коей мы вели наблюдение.
На улице уже светало. Ноги мои судорожно тряслись в коленях, отчего мне снова пришлось присесть на землю. Рассказывать приятелям об увиденном мне совсем не хотелось. И из-за того, что сам я не верил глазам своим. И по какой-то другой, неясной даже мне самому, причине…
Я ждал следующего дежурства с таким диким нетерпением, расспрашивал товарищей об их ночных бдениях с таким неподдельным интересом, что все были абсолютно уверены:
– Ведьма Аграфена! Ещё какая ведьма! Вон Максим и тот, будто с цепи рвет, в дозор просится… Знать, видел что-то… Но скрывает пока.
Снова пришёл мой черёд дом сторожить. Я не переставал удивляться – отчего же за столь немалый срок дежурств наших никто даже словом ни разу не обмолвился о рыжей девушке? Неужели один я её видел?..
