«Германский милитаризм, ставший преступлением последней половины века, стремился к этому в продолжение двадцати пяти лет. Это логический результат его духа, деятельности и доктрины. Он был неизбежен».
«Он был неизбежен» – время подтвердило это суждение, данное послом Соединенных Штатов в Лондоне Уолтером Хайнесом Пейджем в августе 1914 года. Медленно протекавшее движение к объединению народа Германии было изначально воинственным, и оно должно было вылиться в создание такой же военизированной империи, какими были Россия, Австро-Венгрия или Франция при втором Бонапарте. В самом деле, для Германии сама проблема существования всегда носила стратегический характер: добивалась ли она своих целей дипломатическим или военным путем. При Бисмарке война часто была инструментом политики, при этом дипломатия была энергичной и убедительной. После Бисмарка дипломатия увяла, решающими все больше становились детальные военные планы. Лорд Холдейн, военный министр Великобритании в 1906–1911 годах, понимавший Германию лучше, чем любой другой британский государственный деятель того времени, высказал ту же мысль, что и У. Пейдж. Он писал:
«Причина, по которой к 1913 году должна начаться война, заключается в том, что германскому правительству необходимо натянуть вожжи, чтобы удерживать народ в повиновении. Для этого ему нужно превратить гражданских лиц в солдат… Тогда произнести решающее слово в пользу мира или войны – не их дело».
Вторая мировая война назревала в течение почти двадцати пяти лет, постоянно подпитываясь претензиями Германии, о чем много писалось в 20-х и 30-х годах; глядя из 1939 года в 1918-й, можно увидеть, что промежуток между войнами был эпохой постоянного нарушения Германией достигнутых соглашений. Эти действия пробудили в немецком народе стремление к мировому господству, которого можно достигнуть с помощью традиционного испытанного средства – вооруженных сил. Германия стала источником крупнейших европейских конфликтов первой половины XX столетия, и понятно, почему она должна была им стать.
Основой для современной войны была техника – производная от развитой промышленности, так было и в Германии. Без технического развития, без индустриальной мощи германская дипломатия и военные приготовления ничего бы не стоили. Период между 1871-м и 1914 годами был временем бурного прогресса: бедная страна внезапно превратилась в богатую. Нация, бывшая в основном аграрной, стала индустриальной. Угольная промышленность, важнейшая отрасль энергетики до появления атомной и вместе с производством стали составлявшая основу индустрии немецкого государства, увеличила производство с 30 млн т в 1871 году до 190 млн т в 1913 году. За 80-е годы в Германской империи почти вдвое возросло производство стали и в такой же степени – чугуна. Проведя образовательную реформу, в которой отдавались приоритеты высшему техническому образованию, Германия быстро вышла в лидеры химической и электротехнической промышленности. Возросли грузоперевозки, в том числе внешние. На каждом этапе промышленного подъема увеличивалось население страны: на 11 млн человек за 1880-1900-е годы, несколько больше за промежуток с 1900-го по 1914 год.
Этот рост показывал профессиональному военному руководству, что у Германии есть прочная материальная база для начала военных операций. С тех пор как в 1890 году молодой кайзер Вильгельм II отправил в отставку Железного канцлера (Бисмарка), военная верхушка в виде Генерального штаба неизменно получала все более сильное и опасное влияние. Кайзер имел мистическое отношение к идее мирового превосходства Германии и монархического правления внутри самой Германии – страны индустриальной, образованной, благочестивой, трудолюбивой, но импульсивной и временами истеричной, поэтому постепенно переставал быть главой государства, превращая себя в военного министра и сливаясь с военной верхушкой. Когда было уже поздно, он стал понимать, в какой мере сдал свои позиции чужому авторитету, став заложником германской имперской силы. Заложником идеи стала также армия.
Сущность германской военной идеи была проста и смертельно опасна: война на два фронта. Тайный альянс с Австрией, заключенный в 1879 году, был определен грядущей опасностью для союзных немецких государств со стороны вероятных противников: России и Франции. Когда в год вступления кайзера на престол (1888 г.) произошло сближение двух таких разных партнеров – авторитарной европейской империи и молодой Третьей республики, – война на два фронта становилась неизбежной. Весь Генеральный штаб рассчитывал свои планы, исходя из этого положения.
Пресловутый план Шлиффена, который в несколько измененном виде был повторен германским наступлением в 1914 году, содержал два кардинальных элемента: оборонительные действия на русском фронте, согласованные с Австрией, и молниеносный удар крупной массы германских войск на западе, заканчивающийся вторым Седаном. В бурлящей предвоенной Германии 1914 года такой вариант казался лучшим из возможных. Генерал граф Адольф фон Шлиффен[1], чье имя не ассоциируется с личными победами, одержанными на поле боя, внес значительный вклад в развитие военного искусства, как и выдающиеся воины своего века: Наполеон, Ли, Грант или фон Мольтке. Это само по себе поразительно и связано со специфическими особенностями германской армии, в которой штабной офицер пользуется таким большим авторитетом, который незнаком другим армиям. Целеустремленный, лишенный всякого юмора, мистически настроенный, как и кайзер, в отношении армии, фон Шлиффен разрабатывал свой план, демонстрируя и огромную интеллектуальную профессиональную хватку, какую может иметь такой человек, и роковую ограниченность высокопрофессионального, но узкого кругозора.
В самом плане имелись два серьезных неучтенных момента: первый требовал от германской армии полного напряжения своих сил, чего Шлиффен не дождался до своей смерти; второй не учитывал, что нарушение нейтралитета будет моральным поражением Германии и вызовет умножение ее противников. Это можно было бы предотвратить искусным управлением государственными делами, но политики Германии выпустили вожжи из рук.
