«Однако, – подумал Федор Павлович, – однако… И тем не менее, судя по всему, этот удалец и есть счастливый избранник и чемпион мира…»
И невольная улыбка – некая сардоническая гримаска – на миг оживила полные достоинства и чрезвычайно ответственные черты его лица при виде нового гостя, того самого «Шурика», как верно он догадался, о котором последнее время Белоснежка говорила с незнакомой дотоле интонацией, с подозрительным и совсем не девичьим придыханием.
«Так вот он какой… – Федор Павлович облегченно вздохнул и еще раз оглядел вновь прибывшего с головы до ног. – Смешной… А какой рыжий?! Надо ж таким рыжим уродиться…»
Левой, согнутой в локте, рукой Рыжий сжимал за горлышко бутылку «Наполеона». Он держал ее, словно огромную печать, и казалось – дай ему время оглядеться, прийти в себя, разобраться что почем, и он немедленно чего-нибудь припечатает. Припечатает – и думать не будет!
Кисть правой руки располагалась в боковом кармане куртки; было похоже, что он осторожно снимает с предохранителя пистолет.
Общество за столом также с большим интересом освидетельствовало Рыжего и приступило к подготовке проекта решения.
Оленька-дружок: «Какой он рыжий! Просто ужас какой-то… И глаза – нахальные. Все рыжие нахалы… А вообще – ничего».
Киска-Милочка: «Глаза-то зеленые, как у кошки, просто ужас! Глаза зеленые, а сам рыжий. С ума сойти, просто выноси раненых!.. А вообще – ничего».
Дедушка (дедулька): «Те-те-те… С бутылочкой пожаловали-с… А вот костюмчик надеть-то забыли! Забыли, голубчик-спортсмен!.. Какой смелый… Первый раз в доме – с бутылкой пришли-с… А галстучек надеть не догадались.... день рождения все же-с. Нда-а…»
Плейбой Толик: «Неплохо хлопец выступает, ей-богу, чудесный дебют!»
Вера Ивановна: «Ну чего он там стоит? Садился бы уж…»
Виталик: «Странный тип… Может, родственник какой?.. Вкуса, конечно, бездна! Надо ж додуматься, «Наполеон», приятный подарочек для второкурсницы, ничего не скажешь – угодил…»
Белоснежка: «Сумасшедший… коньяку припер. Представляю, что сейчас дедулька думает, те-те-те… Хоть бы причесался. Какой же он все-таки рыжий!»
«Надо же так налететь!.. – думал тем временем рыжий молодой человек. – А кто мог знать? Абсолютно новый аппарат, фабричная упаковка, сам открывал… Один шанс из тысячи… Тьфу!»
После этого мысленного «тьфу» Рыжий почувствовал долгожданное облегчение, пистолет поставил на предохранитель, извлек из кармана нарядную коробочку и передал ее в руки довольной и даже покрасневшей от удовольствия имениннице. И чмокнул ее в щеку.
– Негодяй, – сказала Белоснежка, – разве можно так опаздывать?!
«Можно, – подумал Виталик, – вот сумел же человек».
– В последний раз, – пообещал Рыжий.
«Очень-очень может быть», – тонко улыбнулся Федор Павлович.
– Шура, – представила гостя Белоснежка, – прошу любить и жаловать.
– Штрафную опоздавшему! – выкрикнул плейбой Толик и потянулся к графинчику.
«Этот не откажется… те-те-те. Видно птицу по полету-с....»
«Надо же – новый аппарат…»
– Штрафную ему! – велела именинница и усадила Рыжего на свободное место рядом с плейбоем Толиком.
– Да-да, – не стал ломаться Рыжий, – обязательно штрафную, я, собственно, ради нее и припоздал.
– Ха-ха-ха, – засмеялись Киска-Милочка и Оленька-дружок, а про себя подумали: «Ай да Рыжий! Молодчина Рыжий!»
Рыжий Шура шепнул на ухо заботливому Толику какие-то слова, и на симпатичном лице плейбоя отразилась бегло проигранная гамма его душевных состояний: величайшее расстройство, почти горе, всемерное сочувствие, короткая стадия смутных догадок, внезапное прозрение и, наконец, решительное одобрение. И, когда дело дошло до одобрения, плейбой Толик немедленно налил Рыжему полный фужер шампанского.
Федор Павлович иронии сдержать не захотел. «Скажите на милость, – открытым текстом говорила его улыбка, – какие мы аристократы!.. Ах, ну да, ну да, режим, как же…»
Рыжий Шура встал, извинился за опоздание, произнес недлинный, очень корректный тост за здоровье именинницы и выпил свой фужер до дна.
Белоснежка слушала рыжего удальца с нескрываемым удовольствием, не сказать с наслаждением, внимательно глядя ему прямо в рот, будто он не говорил, а… ну, положим, пел прекрасную неаполитанскую песню, и едва не захлопала в ладоши, когда он проделал трюк с фужером шампанского.
«Э-э… – подумал Федор Павлович, который все это прекрасно видел, потому что скосил глаза и наблюдал, – девочке нужно помочь разобраться». Он скосил глаза еще сильнее, и тогда в поле зрения попала нарядная коробочка.
– Французские? – благожелательно спросил он дочку.
– Несомненно, – задиристо подтвердила она, «Мажи Нуар», пол-унции, 60 рэ.
– Кхм… – кашлянул Федор Павлович и был вынужден признать, что вообще-то Рыжий не такой уж дурак, хотя, конечно, он все-таки непонятный и престранный тип.
Стали закусывать.
Виталик вдумчиво жевал лососину и думал над тостом.
Дедушка потянул к себе кусок заливного судака и на полпути уронил его на парадную скатерть между салатом из креветок и вазочкой с маслинами.
– Те-те-те, – радостно затетекал он, – не поваляешь – не поешь! – И принялся гонять скользкий кусок вилкой по скатерти.
«Те-те-те. Попросить не можешь? – сердился на тестя Федор Павлович. – Что тебе, не дадут, что ли?»
Вера Ивановна молча вынула вилку из рук своего не по годам самостоятельного отца, подцепила злосчастный кусок, сказала «Алле-оп!» – и кусок распался на части, причем одна из них, большая, плюхнулась в маслины.
Федор Павлович молча взял салфетку и тщательно промокнул коричневое пятно на рукаве своей новой сорочки.
– Вот! – Виталик легонько хлопнул себя по лбу и продолжил с серьезной и очень благонамеренной интонацией в голосе: – Друзья, прошу поухаживать за нашими дамами – у меня есть тост.
«Друзья» поухаживали за «дамами», а сам Виталик поухаживал за дедушкой и налил ему стопочку водки, после чего встал и сказал:
– Хочу отдать дань справедливого уважения Ивану Семеновичу, нашему дорогому аксакалу и дедушке именинницы, который, насколько мне известно, преодолел значительные расстояния и теперь сидит с нами за этим праздничным столом, и тэ дэ. Вот мы тут пили за Леночкиных родителей, как за виновников и участников сегодняшнего торжества, а ведь не следует забывать, что пальма первенства в этом смысле все-таки принадлежит уважаемому Ивану Семеновичу. – И с этими словами Виталик обнажил в улыбке удивительной величины верхние резцы.
Довольный дедушка покраснел, завертел головой, хехекнул. «Пальма, хе-хе… скажет тоже, пальма…» Легко выпил водку и тут же, презрев печальный урок, подцепил новый кусок заливного судака и потащил его к себе.
– Папа! – зачем-то сказала Вера Ивановна, кусок сорвался с вилки и смачно шлепнулся на стол.
