День за днём
Вместо предисловия
Эвенкия, Тура. Преддверье весны
Сияйте: мир нуждается в ваших восторгах[1].
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Ещё немного – и лучей спицы отплетут вечернее кружево… Я же – напропалую: по тугому насту холмов-пузырей – несусь за убегающим солнцем.
– Не исчезай! – вдогонку кричу.
Но солнце – с хохотом из-за деревьев.
«Догони!» – дразнится.
И я, конечно, не отстаю – во всю прыть…
А ветер – встречь: искорками морозными пронизывает насквозь.
Разгорячённый, пью на лету настой необозримых пространств. И уж лечу: лёгкость в теле…
И всё доступнее дали. И нет уголка, до которого не добраться… Но солнце – вспять, не догнать – прячется в поволоку у горизонта.
– Эй! – хватаю за лучики. – Не отпущу! Свети!..
Тихо. Искристым бархатом на снегу розовеют снопы мягкого света. Неумолимо закатывается солнца диск…
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Проснусь – и начнётся…
Захочется кого-то благодарить. За то, что есть утро… жизнь, расцвеченная под улыбчивым солнцем…
Наверное, каждый по-своему окрашивает мир.
Я взял и размалевал в оранжевый день этот – апельсина брызги.
Вышел в утро – и растворился: дыханье весны…
Вдохнул полною грудью ветер, сошедший с гор, – и наполнился лёгкостью. Несу – тебе и дню – себя лучшего…
А что несёт мне сегодняшний день?
Тебя!
Начинается – со встречи на перекрёстке. С улыбки – в ответ на мою. Со смыкания взглядов…
И – на волне… Горизонт – осмыслен, мой день – океан…
– Здравствуй! – пропела. И – музыка на весь день…
Знаю: дело – в улыбке. Ты её мимолётом во мне зажгла, но она долго ещё будет гореть очищающим светом радости.
Два солнца светят мне: снаружи и изнутри. Иду-лечу раскисшей дорогой – и ветер с Тунгуски в куртку распахнутую ловлю.
Улыбаюсь встречным – пою душой.
Ты не просто улыбку – солнце зажгла. И я теперь всё могу.
Захочу – сплочу вкруг своего огня круг рук, улыбок… согрею души… Ты, сама не зная, открыла для меня мир заново…
Но не удержать день. Догорит вот-вот. Кружу по посёлку.
Смыкается круг встреч – на тебе…
Знаешь, мне и слабой, на ходу брошенной улыбки хватило б…
На ночь глядя представлю – улыбаешься – уж видя сны…
Проснусь – встречу тебя!.. и наступит утро… день.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Он настал, дрогнул паутинкой… заискрился – исполненный ожиданий… сверкнул новизной… и – грянул музыкой света…
А солнце – уж на трубе котельной.
По слякоти раннемайской шлёпают вразнобой прохожие.
И вдруг – крылья невидимые распластав – ты! Долгокрылая…
– Здравствуй! – я встречь. Нараспах – парусником. Обыденному врас-хлёст несу день…
– Привет! – обронила-пропела. Взахлёб – волною радости. (Окатило.)
Не выдохнуть, не вздохнуть.
Стою, свет благодарности ворохами вываливаю.
На то, как ты встречным добро-денькаешь, умиляюсь.
«Здрасьте… Здрасьтете…» – позывные ангельских душ…
А если – догнать… и сказать всё?
Возможно ли? Решиться? Сейчас или никогда!
Бегу… Обернулась. Удивления всплеск.
– Позволь, – лепечу…
И кажется, – лечу… Прорвана плотина… И трудно поверить в счастье.
Под конец дня: «Ты?!» – из конторы – ласточкой истомлённой.
– Ты! – откликнусь. И ни капельки уж не расплещу…
И пульс времени отсчитывая, предстану.
– Хочешь, уведу тебя… в сияние дня?
– В сегодня?
– Да, в Настоящее… Видишь, сверкает!.. (Веду.)
– Вижу! – обрадуешься. – Это всё мне?..
И – как если бы пелена – с глаз:
– Полетели?
Я так и не научился летать…
Пока. Хотя, надеюсь, ещё… сотворю такое!..
И, знаешь, это правда – про день сегодняшний… Он – в солнечных брызгах… Достаточно улыбнуться…
Влюби в себя день!.. Как я полюбил тебя.
За счастьем
Путевые заметки с экскурсами в лирику и историю
Запомните себя счастливыми, задорными!
Запомните сияние удивлённых глаз,
улыбки друзей, огни родного города,
музыку, рвущуюся навстречу
из распахнутых окон,
цветы в руках у любимой!
Запомните
все случайности, встречи,
удачи, разлуки,
без которых не бывает юности!
Лидолия Никитина. «Юности счастливые мгновения»
Могу ль я забыть октябрьские дни в Городе-на-краю, где по утрам чуть свет здоровался с морем… где, минуя Генуэзскую башню, изо дня в день касался истории… и где, рельсы вокзальные перебегая, пропускал через себя ток, идущий из мест, откуда прибыл!?
Было зябко. Море «кусалось» холодом… И я догадывался, почему революция сто лет назад выпала на октябрь: изо всех щелей дуло, хотелось взбунтоваться от такой жизни…
Погода не баловала: ветер мёл, бросая под ноги стручки акации… кропил – когда, встретившись с Аллой Ненадой, наведался я с ней «к Редлихам», в дом, где век назад жила Цветаева Марина… а теперь – Нина Гряда, певица, душа-человек, накормившая нас досыта яблочными пирогами…
Чуть погодя растеплилось. Проясненный, встретил меня Коктебель. Впустил в акваторию Карадага, позволил нырнуть в воды залива у Золотых Ворот, где я, кажется, ощутил сверкающий серебром дух Цветаевой…
А за день до отъезда пробежался от Карантина до мыса Киик, дыша ароматом водорослей, то и дело купаясь…. Даже не заметив, как добежал до Двухъякорного, где под чинарою ждала меня маршрутка, вернувшая беглеца в Кафу…
Наконец – Златоглавая… благоуханье листвы октябрьской, колдовство клёнов…
Октябрь 2013
Три недели и девять дней
Феодосия, Новый Свет
Два солнца стынут, – о Господи, пощади!
Одно – на небе, другое – в моей груди.
Марина Цветаева
1
Спустя год подошла пора верстать новую книгу – я вновь в Феодосии… И хотя накануне, в конце декабря, угораздило меня захворать, под Рождество – бесприютный – качу из Москвы в Крым…
А чуть свет уж бегу к морю.
Бр-р! – с солнцем на пару оно прячется в пар от мороза… Что так необычно для Юга, где привычно – загорать, плавать, мечтать о тени!
И вот – где декабрьская моя хворь? – купаюсь. Среди лебедей!
Царственно-белые, с какой-то стати (говорят, с Нового года) они облюбовали себе феодосийскую набережную…
Здорово это – начать день с моря… и, наполнившись им, носить с собой!
Тогда, на Рождество, ещё одна, я видел, отдалась морю: безо всего зашла в волны – и уплыла бог весть куда…
Странно: искупавшись за нею следом, ношу в себе её образ…
Он (как позже и образы других плавающих барышень – стройной ли гимнастки, исполняющей на пляже кульбиты, другой ли – «в теле»), запечатлённый морем, долго ещё преследовал меня среди дня…
Лёд, мешанина под кедами поначалу мешали бегать; первые трое суток – снег, метель, окоченевший поутру скворец во дворе, трубный ветр с моря… Такой, что среди ночи распахивалась балконная дверь – и кто-то невидимый, казалось, врывался по мою душу, остужая комнату, увешанную иконами…
А днём – ни-ко-го! Набережная как вымерла. И – средь всеобщего запустения (даже поезда не ходят!) – одиноко стоящая, подточенная временем – на моём пути – Генуэзская башня, помнящая и Цветаеву, и Грина… огромная груда металлолома у причала (где раньше, ещё в 1990-х, шла посадка на теплоход, следующий в Коктебель)… да высокая нарядная ель на площади против вокзала.