Пролог первой части.
Москва. Парк Горького.
Наши дни.
Преобразился наш парк в последние годы, вы не находите? Всё на том же месте стоит, как и стоял, да только место совершенно иное. Может, вы и не замечаете. А вот я редко сюда выбираюсь. Частить здоровье не позволяет. Последний раз приходил, как полегчало; еще колесо обозрения крутилось и в туалетах было нехорошо. Да и возраст уже, знаете ли. Не вписываюсь я немного в поток. Тут ребятишек много: яркие, шумные такие, скорые. И всё колесят, снуют кто на чём: кто на четырех колёсах, кто на трёх, на двух, вон, на одном поехал, родимый. Молодцы, чего уж там, такое есть. Поэтому и воздух здесь не стоячий. Давно такого не было, снова дует. Они его и гонят. Может, оно и верно поётся, что он отсюда, с парка начинает ветер этот. Снова надувает… Много говорят сейчас о нашей городской среде, мол, должна она быть комфортной, динамичной, удобной. Весь город сейчас преображается, что там говорить, не только наш парк. И мне отрадно, места как будто больше стало, света, воздуха что ли. Да позеленело ведь как! Вот только, не судите строго: он будто другим становится, парк-то наш. Не нашим, что ли? Общим, интернациональным; такое, наверное. Сейчас, вообще, всё быстрее меняется. Надо привыкать, хотя бы пытаться. Потому и пришёл. Они свой мир строят, ребятишки эти, под себя. И правильно, что под себя да под друзей своих. Это мы раньше с соседним двором дружбу-то водили, пешком туда бегали, вот ведь как. А ребятки эти, они же теперь словно парят над тропинками, сквозь границы дружат, не нужны они им, тесно. Нет для них границ; в голове, в душе их нет. Так для них сквозь мир да интернет колесить да дружить, что для нас на соседний двор бегать. Илюша мне говорит, что, мол, близко же всё, деда, шарик-то маленький. Он маленький, да на маленьком шарике, такая штука. Они другие, спору-то. К добру всё это, я вам скажу. Хожу, лицами любуюсь. Живыми, молодыми, красивыми, думающими… Хорошим стал наш парк. Ребятки хорошие. И спокойно, такое тут. Быват, конечно, что кто и похулиганить решит, поприставать, как раньше. Но уже редкость, не принято здесь. Не дают таким развернуться. Вон, кстати, мальчишка пошёл, девочку повёл, прихрамывает малость. Только что сцепились, орлята. Не дал же малую в обиду, хоть и четверо их к ней приставало, отнять чего-то из рук хотели. Озорные такие, дерзкие, не гляди, что им от силы лет по двенадцать. Молодец какой. И ведь не побоялся за незнакомую девочку вступиться, хоть сам-то, шкет, не больше моего Илюши. Прочный характер смолоду, добро так. Говорю, не принято тут уже хулиганить, как прежде, атмосфера не та. Люди вокруг: именно общество людей, добрых людей, отзывчивых. Вот он, сынок, вступился, так что вы думаете? Рядом со мной, через лавочку, мужчина сидел, увидел да подскочил тут же, не дай бог чего. Обошлось вроде, несильно потолкались, не до юшки, разошлись. Но, смекаю, ведь не один этот мужчина такой. Может, я и не увидел других, кто так же повскакивал или наблюдал, готовый вмешаться. Однако были же они. Да и не мало, думается. Говорю же, здесь другое место теперича, люди другие, доброе место, с ветерком. Нет, что и говорить, хорошие у нас ребята. Дай вам бог, всем, здоровья. А мальчику этому вдвойне, пусть заживет всё поскорее. Девчушка тоже хорошая, видно, что сердечная, уж беспокоится за него. Оно, как вроде, подружилися, такое дело. А синяки, сынок, до свадьбы точно заживут. Главно, берегите друг друга.
Глава 1
Монако, Монте-Карло.
Конец апреля. Где-то года три назад.
Неподалеку от маленького, скорее кукольного, как и всё в этом крошечном княжестве, парка принцессы Ан_тт, стоял на дороге мужчина слегка моложе средних лет, невысокого роста, с приятным и вместе с тем непривычно бледным лицом, сквозь кожу которого, особенно у висков, заметно проглядывала тонкая сеточка кровяных сосудов. Его гладко выбритая голова заметно контрастировала с довольно окладистой, черной и идеально подстриженной бородой. Ну а серые, холодные, даже скорее – ледяные, глаза с невыносимым пренебрежением смотрели на дорогу, на которой создавали толчею и ненужную суету многочисленные разношерстные туристы, прибывшие посмотреть на очередной этап королевских гонок. На рукаве его белоснежной сорочки из тончайшего и удивительно мягкого льна красовалась грязная серая полоса, оттенка благородной княжеской придорожной пыли. Заметив пятно, мужчина чуть не взвыл, но всё-таки нашел в себе силы отреагировать подобающе своему высокому статусу и лишь сдержанно выругался по-французски в сторону удаляющейся вниз по дороге группы путешественников с большими рюкзаками и фотоаппаратами. Эти туристы активно обсуждали что-то по-русски, характерно ш-кая и ч-кая, глядя друг на друга исподлобья и не замечая, что своим походным инвентарем практически перегораживают и без того узенькую аристократическую улочку. Попытавшись стряхнуть пыль с испачканного рукава, молодой человек расстроился еще больше: пятно только расплылось по ткани под его вспотевшей от переживаний ладонью. Скривив в брезгливой мине лицо, мужчина достал небольшой магнитный позолоченный ключ, нервно развернулся на месте и дёрганным, рваным шагом направился к двери элитного клубного дома, на которой висела красноречивая табличка "Private. For residents only." с изображением бело-красных ромбов герба Монако. По бородатому лицу было видно, что сия небольшая неприятность испортила настроение этой физиономии как минимум до конца дня, с претензией на неделю.
Фыркая носом, как обиженный бык, и продолжая бессмысленно потирать свой рукав, мужчина вошел в автоматические двери главного холла клубной резиденции, бросил пару повелительных слов седовласому услужливому консьержу и, зайдя в лифт, нажал на кнопку, ведущую на его личный этаж. Двери лифта тихо закрылись, и он мягко, практически беззвучно стал поднимать хозяина положения наверх с такой материнской заботой и осторожностью, словно хотел создать у него ощущение абсолютного блаженства просто от самого факта поездки на четырнадцатый этаж. Вознося пассажира к высотам неоаристократической роскоши подъёмный механизм выполнял и функцию видовой площадки, услужливо демонстрируя по пути роскошные виды на Гранд Марину и Дворец Гримальди сквозь свои изогнутые панорамные окна. Поднявшись на нужную высоту, лифт все так же незаметно и деликатно притормозил, открыл двери и мягким женским голосом сопроводил не обращающего никакого внимания на все эти ухаживания мужчину в его апартаменты.
