В зимних моих планах госпитализация не значилась. Вышло же наперекор всему и вся. Явившийся по вызову участковый врач, прослушав левое и правое легкое, почему-то сердито изрекла:
– В клинику, немедленно!
– Да как же… У меня дела…
Через полчаса у подъезда заскрежетала разболтанными тормозами машина с полустертой красной полосой.
В приемный покой брел я на ватных ногах. Переступив щербатый порожек, отпрянул было назад. Показалось, что по недоразумению угодил в подсобку молочно-товарной фермы захудалого колхоза. К тому ж тут было холоднее, чем на улице. Да и немилосердно воняло, как в туалете Казанского вокзала.
– Смелей, смелей заходите, – пропищало из-за ширмочки. – Будем сейчас беседовать.
Сделав два шага в сторону, оказался в закутке. За чистым, без единой бумажки столом сидело молоденькое существо – то ли доктор, то ли медицинская сестра – с блестящим фонендоскопом на хилой шейке. Строгим голосом приказала раздеться донага. Долго-долго я разоблачался, аж вспотел.
Процедура обследования была явно формальная: тыкнули металлом один раз в грудь, потом еще со спины. Пока я влезал в свою одежку, девица в белом халате завела на меня дело (историю болезни) под номером 11270. После чего вызвала проводницу.
Меня долго вели сумеречным, кривоколенным тоннелем; узкими закоулками, стены были испещрены какими-то бессмысленными словами и загадочными знаками. Наконец остановились перед грузовым лифтом. Он поднял нас на верхотуру. На противоположной стене с трудом читалась вывеска: «1-я терапия».
Прошли полумраком с десяток шагов, оказались на плохо освещенной площадке.
– Куда новенького? – крикнула моя валькирия в пространство.
– Заводи в 409-ю.
Первое, что увидел, – устремленные на меня пять-шесть пар проницательных глаз.
Непроизвольно вырвалось:
– Здравствуйте, товарищи!
Ответом было молчание.
Не разбирая постель, в одежде бухнулся на койку.
Больничная жизнь вошла в нужную колею, покатилось колесо за колесом. Впрочем, не набрав нужных оборотов, на повороте угодил в колдобину. Из телеги едва на обочину не вывалился.
Отчетливо помню: на завтрак давали рисовую кашку. Сидел я на койке с тарелкою на коленях, меланхолически пережевывал казенное варево. Вдруг в зеве что-то кольнуло. Я закашлялся, изрыгнул. На ладони оказался остроконечный стальной завиток: обрывок от мочалки, которой чистят кухонную утварь.
Находка пошла по рукам.
– Кабы проглотил, не обошлось бы без резекции, – щегольнул хирургическим термином сосед Борис Николаевич. Судя по внешнему виду, он прошел огни и воды. Все тело бедолаги было покрыто рубцами, шрамами.
По подсказке сопалатников понес я «пищевую добавку» буфетчице Надежде Николаевне. Поилица-кормилица отреагировала безо всяких эмоций:
– Ай, не бери в голову… Получай добавку.
– Да мне и той порции хватило.
– Ешь, ешь, здоровей будешь.
Я не паникер, успокоился. А дня через два вдруг опять…
Ужин привезли на тележке прямо в палату: геркулес или манную кашу. Взял геркулес, любимое блюдо. Ем неспешно, стараясь продлить удовольствие. Но что это… По небу будто лезвием бритвы провели. Боже, опять! Вместе о кровью выплюнул осколок бутылочного стекла. Как шальной, выскочил в коридор, едва не сбил с ног шеф-повара Михееву В.С. Прямо в руки передал смертельную находку. Пообещала разобраться. Однако с того вечера Веру Сергеевну больше не встречал, хотя прежде на наш этаж она частенько наведывалась. В 1-й терапии, в индивидуальной палате лежала матушка главного врача больницы В.В. Никулина. По собственной инициативе шеф-повар персонально обслуживала родительницу «хозяина» клиники. Приносила заказные, персонально изготовленные блюда – вместо того, чтобы серьезно делом заниматься.
– Плюнь, браток, не связывайся, – посоветовал Борис Николаевич. – Если же повторится, тогда уж катанем общую телегу, прямиком в горздрав.
Внял совету ближнего. Не стал собачиться. Да и силенок не было.
На том приключения не кончились. Из холодильника умыкнули кус сыра. Для неработающего пенсионера – весомая потеря. Тем более что накануне продукт сей чуть не втрое подорожал. Было подозрение, к краже причастны кавказцы из бокса, что напротив нашей халупы. Накануне там была ночная гулянка. Искали закусь… Аллах им судья. Наступил сам себе на горло: подавил крик… Задумался о вечном, высоком. Вывело из забвения очередное (внеочередное!) ЧП. У крайнего в нашем ряду Левицкого В.В. украли бумажник. Ценное выпотрошили, документы нашли в урне на межэтажном переходе. И за то, как говорится, спасибо. Однако настроение в палате скверное: хоть текай. Это – не больница, а одесская барахолка сороковых годов прошлого века.
