Как во рту отрубленной головы Господа Бога, – стерильно. Брюшная полость содержит около десяти литров прозрачной жидкости темно-красного цвета, с отдельными сгустками крови. Положение органов анатомически правильное. Брюшина гладкая, блестящая. Сальник без видимых жировых отложений, местами покрыт легко отделяющимися сгустками крови темно-красного цвета. Брыжейка, серозная оболочка кишечника и преджелудков без видимых изменений. Купол диафрагмы на уровне седьмого ребра. Сосуды брыжейки спавшиеся.
Ничего себе, нет, ты глянь. Померла еще одна яйцеклетка, а c ней и.
После четвертого абсента я уже не здесь. Предсказуемость заточения и то, что я обязан писать все это, да еще и косым языком, сводит с ума. Голая вшторенная блядь, всуе обняв меня сзади, своей чуть менее трясущейся рукой заставила отпустить и навсегда забыть кусок стали внутри чрева, которое мы после так и зашили. И что ей дальше не спалось?
В двенадцатиперстной, тощей и подвздошной кишках небольшое количество содержимого желто-коричневого цвета, слизистая оболочка бледно-серого цвета, с розоватым оттенком, блестящая.
Это не вы читаете. Это, как встарь, вас читает малолетняя девочка. Вылезая из вас, вылизывая себя. Вам ни за что не догадаться, как она на вид и какой она может стать из подручного. Прямо как моя пиздоглазая Ева, которой я уже устал менять лица. Еще вчера (вчера?) марокканка, а сейчас она вылитая русская. Насколько бы не связным я не был, на момент появления последователей мои свойства уже не поменяются. Кусайте локти.
Брыжейка, серозная оболочка кишечника и преджелудков гладкая, блестящая, сероватого цвета. Купол диафрагмы на уровне седьмого грудного ребра. Сосуды брыжейки слегка спавшиеся, с незначительным наполнением кровью, располагаются в виде продольных полосок, идущих к серозной оболочке кишечника. Грудная полость содержит около одного литра мутной соломенно-желтого цвета опалесцирующей жидкости. Селезенка уменьшена в объеме, дряблая. Пульпа: на разрезе зернистость слабо выражена, рисунок смазан, красно-коричневого цвета.
Был нарушен обмен веществ. Не единожды и не дважды нарушена дозировка. Нарушен даже документооборот нашей организации. Бифидобактерии вечным диалогом между друг дружкой выели орган за органом. Чую-чую, нужно было читать мелкий текст под въедливой рекламой.
Анус закрыт, слизистая оболочка блестящая, белого цвета, влажная, кожа вокруг ануса не загрязнена.
Казалось бы, какой сегодня год, а керосин для единственной лампады все еще непозволительно дорог. Свечения спутницы хватило, чтобы разглядеть в окне проходящих мимо. Им интересна внутреннее кровоизлияние? Или мое нутро, впитывающее несуществующие болезни?
Мочевой пузырь содержит небольшое количество мочи, слизистая оболочка его бледно-серого цвета. Кожа, подкожная клетчатка бледные, с желтоватым оттенком, жировые отложения не выражены. Волосяной покров гладкий, без блеска.
Три порции табака назад, она была совершенно другой наощупь. Мое сверло стало продолжением, тенью моей нервной системы и введя его между ребер, я почувствовал то же количество червей, что и наутро в своих глазах, объевшись пюре из великого своеобразия, так восхищающего других.
Я наматываю кишки на руку, как живые мощи, сжимаю, как ее руку в самых счастливых снах. Но не нащупать ни чувств, ни слов. Скучно одинаково везде, в том числе, – в вспоротом теле. Кто бы знал, ведь я ценил в этом страсть, а не матримониальную пошлость.
Я бы сказал, что мне было не по себе, но я прекрасно понимаю, что паранойя просто поджидает подходящей секунды. Мне снова нужно жить. В этом и проблема, и ее самое античное решение. Я не присваиваю ее себе, но я наблюдаю сожаление точно в ее сердце.
Оно округлой формы, верхушка притуплена в результате расширения правого желудочка, сердечная сорочка и эпикард гладкие, блестящие, мышца дряблая, имеет вид вареного мяса, бледно-красного цвета, рисунок сглажен. В полостях сердца, особенно правого, сгустки крови. Двустворчатые, трехстворчатые и полулунные клапаны эластичные, без видимых изменений.
Жуткая боль окропила своим семенем и мою грудь. Я по инерции взялся за сердце той же рукой, которой лапал и, сам не сознавая, пытался включить сердце чужое. Конечность и без перчатки взаимодействовала с белым халатом предсказуемо – через секунду я был окрашен в цвета флага восходящего солнца. Солнца мертвых. Сомневаясь, но все же выйдя на холод, чтобы отдышаться и побороть тягу хотя бы к курению, я стеснительно, но чуть менее, чем обычно, оглядел синелицых зевак, что таращатся на процесс через окно. Их едва ли сумасшедшие мотивы дают на минуту сосредоточиться в это время суток. Как воск под солнечными лучами, днем я оплываю, а ночью твердею: от такого чередования я то распадаюсь, то вновь обретаю форму, подвергаясь метаморфозе при полной инертности и праздности. Неужели это и есть искомый результат всех моих чтений и обучений, итог многих (многих?) бессонных ночей? Лень притупила мои восторги, ослабила мои желания, истощила мой азарт. Тот, кто не потворствует своей лени, кажется мне чудовищем; я напрягаю все свои силы, обучаясь безволию, и упражняюсь в безделье, противопоставляя собственным прихотям устав искусства загнивания.
Я совсем не хотел существовать вне, но, по всей вероятности, иного пути мне уготовано не было. Если люди живут так, если они видят только это, и двигаются только по этим дорогам. Разве они не случайны? Куда они смогут приехать, и что вообще им нужно от жизни?.. Теперь все больше незнакомцев подходят ко мне и осматривают мою несуществующую рану, заглядывают ко мне в рот, знакомятся с запахом моих прокуренных пальцев. Они чего-то хотят. Громадный строй устремляющихся к смутным целям. Переплетающиеся тревоги – и каждый хочет, и толпа хочет, и тысячи тянутся неизвестно к чему. Я не могу брать с них пример, а уж тем более бросать им вызов; я не перестаю удивляться: откуда в них столько бодрости? Поразительная подвижность: в таком маленьком кусочке плоти столько истерии. Никакие сомнения не успокоят этих непосед, никакая мудрость не утихомирит, никакие бессмысленности не огорчат. Опасностями они пренебрегают с большей решимостью, чем герои: это бессознательные апостолы эффективности, святые сиюминутного. Они дрессируют друг друга, если нет домашней твари. Люди дрессируют людей. Дрессируют свой страх. Больше тех, кто живет настоящим или будущим, я ненавижу только само время.
