Интерлюдия "Чему быть, того не миновать"
И в тот момент, когда зрачок воронёного ствола штурмовой винтовки Викинга посмотрел в лицо неизвестного, мы совершим небольшой исторический экскурс и на непродолжительное время перенесемся из знойного июльского, пока ещё, Стамбула в не менее знойные степи Поволжья. В то время, когда Викинг со своими армиями перекраивал карту Европы, в этих местах начинали разворачиваться события, способные, при определенном стечении обстоятельств, повлиять на ход истории ничуть не меньше свершений главного героя.
Как мы помним, трагическая гибель императрицы Екатерины и её законного наследника Павла Петровича привела к захвату фактической власти в России Верховным тайным советом под предводительством Алексея Орлова, с формальным возведением на престол малолетнего Алексея Григорьевича, бастарда Екатерины и Григория Орлова.
Предложенный подход к решению проблемы престолонаследия Новороссия, Дон и Кубань не признали, но и этим проблемы узурпаторов не ограничились. С Уралом и Сибирью тоже было всё не так просто. Продуманный, на первый взгляд, выжидательный план Орлова по возвращению власти над югом России руками польских и турецких интервентов, для суровых уральских и сибирских мужчин (а других здесь в это время быть просто не могло, ни во власти, ни среди промышленников и купцов, ни на охотничьей заимке) послужил абсолютно чётким сигналом – власть в столице слаба! А что это значит? Да с такой властью просто не будут считаться на местах. Нет, никто пока не стал объявлять себя царём Сибирским, помня о незавидной судьбе губернатора Гагарина в эпоху царствования государя Петра Алексеевича. Люди в тех местах не только суровые, но и хваткие и хитрые, поэтому все сделали вид, что присягнули новому императору, продолжив заниматься своими делами. Саботируя при этом большинство распоряжений центра, занимаясь формальными отписками и ожидая, чем закончится вначале заваруха на юго-западной границе, а потом схватка Петербурга с Екатеринославом. Попробуй проверь, как говорится – закон тайга, прокурор медведь. Сколько этих проверяющих затерялись на бескрайних сибирских просторах и не перечесть.
И вот в таких условиях, на первый план выходит новый фактор, на который в высоких кабинетах Зимнего дворца поначалу попросту махнули рукой – мол не впервой мужичье воду мутит, да и не время сейчас отвлекаться по мелочам, тут престол на кону. А имя этому фактору – крестьянский вопрос.
***
Указ покойной императрицы о сокращении барщины, запрете продажи крестьян без земли и ограничении самоуправства помещиков стал глотком свежего воздуха для замордованного русского мужика, ещё более утвердив в нём веру, что царь на Руси хороший, а вот бояре (помещики, приказчики) плохие. Информационная кампания по распространению положений высочайшего повеления была проведена образцово-показательно, поэтому у помещиков не было не единого шанса врубить дурака, ссылаясь на неосведомленность новыми правилами. Тихое недовольство в помещичьей среде начинало нарастать и тут, бац, и не стало государыни-матушки, заступницы лапотников.
Организатор и основные бенефициары государственного переворота – Орлов, Разумовский и Долгорукие, сами являясь крупными землевладельцами, видели опору своей власти в себе подобных. А Шереметевы и Строгановы, Голицыны и Нарышкины, владеющие огромными земельными наделами, никаких восторгов от нововведений Екатерины не испытывали. Поэтому естественно, что первым шагом новой власти стала отмена Указа двадцать-двенадцать, как обозвал бы документ от двадцатого декабря 1771 года герой Евгения Евстигнеева «Ручечник» из фильма «Место встречи изменить нельзя», и возвращение господам помещикам прежней вольницы.
Крестьянская община забурлила. Ведь одно дело, когда крестьян закрепощали постепенно, в течение многих десятилетий, варя их словно лягушек на медленном огне. И совсем другое, когда враз отобрали только что дарованные государыней права и свободы. Тут даже такому огромному, поистине вселенских размеров, терпению, как у русского мужика, придёт закономерный конец.
Поначалу, в основном с приграничных с Новороссией территорий, крестьяне просто уходили целыми общинами на Донбасс, в вольные земли, как звали их в народе. Помещиков здесь не было, вся земля была в государственной собственности и обрабатывалась хуторянами, бравшими ее в долгосрочную аренду, а для остальных были открыты в огромном множестве вакансии на растущих, как грибы после дождя, фабриках и шахтах Донецкой горно-металлургической кампании. Конечно, труд горняка или металлурга легким не назовешь, но и русский мужик трудностей никогда не страшился, главное, чтобы все было по совести. А здесь контракты были честными, заработанное платили вовремя, бригадиры и начальники с зуботычинами не лезли, а ещё подъемные на обустройство выделяли и детишек в школу в обязательном порядке за казенный кошт отправляли. Живи, работай и радуйся. Что люди и делали, притом при полном отсутствии в Донецке и других городках, выросших вокруг него, питейных заведений. Оказалось, что если русского мужика на государственном уровне не спаивать (чтобы не задавал неудобных вопросов), то он, за редчайшим исключением, совсем не любитель заложить за воротник, а, напротив, поборник абсолютной трезвости.
Петербургские власти принялись в меру сил пресекать, так сказать, незаконную миграцию, чем только усугубили положение. Ведь если в котле, стоящем на огне, вовремя не стравливать пар, то его обязательно разорвёт. Так в итоге и произошло.
В начале лета на землях Строгановых в Самарской губернии произошло одно из крупнейших крестьянских волнений. Приказчиков перевешали, множество поместий пожгли и собрались мужики на вольные земли, снарядив большой обоз и даже организовав отряд самообороны. Но одно дело из Курска или Белгорода лыжи на Донбасс навострить, а совсем другое из Самары. Несмотря на признаки всеобщего хаоса в стране, в этом случае бунтовщиков быстро настигли, сопротивление жестоко подавили, причем с жертвами среди женщин и детей, а мужиков тут же, без суда и следствия, перевешали. Но не всех, нескольким удалось ускользнуть и побежали они на юг в Саратовскую губернию, к старообрядцам на реку Иргиз.
Эти, доселе безлюдные места на левом берегу Волги, в середине восемнадцатого века стали центром притяжения для раскольников, возвращавшихся в Россию после прекращения гонений на них в недолгое правление императора Петра Федоровича. Екатерина Алексеевна политику покойного мужа на этом направлении, в отличии от большинства других, менять не стала и старообрядцы продолжили переселение, решая одновременно государственную задачу по освоению новых земель.
