Август, 1956 год Сан-Франциско, Калифорния
– Подпишите здесь, мисс Розетта. – По поверхности огромного дубового стола скользнули несколько машинописных страниц. Скрюченная, со старческими пятнами, рука поверенного протягивала ей перламутровую ручку.
Сидя напротив, Катерина прижала руки к шее. «Как я могу так поступить?» – билась в голове мысль.
Ручка играла роль кинжала, пронзающего ее сердце.
Катерина обмахивала лицо розовым веером, который недавно купила в китайском квартале.
«Где же этот свежий ветерок с залива?»
Сегодня был необычайно влажный день, солнце палило так сильно, что и в голове все плавилось. Или это просто оправдание, чтобы отсрочить решение, которое она не могла заставить себя принять?
Покопавшись в сумочке, девушка достала смятый платок с собственноручно вышитой монограммой. Лен хранил сладкий молочный запах ее малышки, ее Марисы, которой уже исполнился годик. Она приложила платок к шее и лицу, силясь принять неизбежное. Затем положила его на колени, обтянутые легкой юбкой, и попыталась взять себя в руки.
В кабинете секретаря пишущая машинка отбивала стаккато, и ритм нещадно бил по нервам, каждым всплеском нарушая душевное равновесие.
– Мисс Розетта, мы ведь уже договорились. У моих клиентов кончается терпение. – Гарольд Экзетер встал и подошел к ней. – Я должен получить вашу подпись сегодня.
«Сегодня!»
Это был ее последний день с дочерью. Завтра утром Катерина обнимет Марису и поцелует на прощание.
Дыхание затруднилось, в горле стоял ком. Девушка силилась проглотить его и заставить себя поднять руку, но не смогла. К ее ужасу, поверенный крепко взял ее за руку, вложил в дрожащие пальцы ручку и направил ее к нижней части страницы. Внезапно воздух в конторе стал плотным, девушка отчаянно хотела вдохнуть.
Хватка поверенного усилилась.
– Вы уже приняли их предложение!
Да, действительно, приняла. Но, тем не менее, она инстинктивно вырвалась, бросила ручку и оттолкнула документы с таким отвращением, словно они были грязными. Чернила разлились по бумаге, по белым листам, которые грозили уничтожить единственную чистую радость в ее жизни.
– Вы хотите больше денег? – В голосе мистера Экзетера прозвучала незнакомая жесткая нотка.
Катерина схватила сумочку, вытащила помятый чек, полученный ранее от поверенного, и бросила его на стол.
– Я не хочу даже тех денег, которые вы дали мне раньше! – крикнула она.
В смятении девушка закрыла лицо руками и начала всхлипывать.
– То были деньги для оплаты медицинских счетов и жилья.
Поверенный ожидал, пока девушка придет в себя.
Чуть позже он сел рядом с ней. Тон его голоса потеплел.
– Мисс Розетта, я сам отец и дед. Я знаю, как вам тяжело. Но удочерение – лучшая альтернатива. Если вы любите своего ребенка, то как можете обрекать его на жизнь в позоре?
Глаза Катерины засверкали, с губ сорвался стон. Ради Марисы она была готова на все.
Однако в девушке боролись сердце матери и холодные доводы разума.
– Вы хотите, чтобы она всю жизнь страдала от того, что незаконнорожденная? – Голос мужчины смягчился. – Не заставляйте дочь платить за вашу ошибку. Ей нужна семья.
Девушка кивнула. Она пыталась поступить правильно, просто пока не получалось. Фейт, добрая женщина, управляющая пансионом для незамужних молодых мам, предупреждала ее. Чем дольше она будет тянуть, прежде чем отдать ребенка, тем тяжелее придется.
Но Катерина должна знать, должна быть абсолютно уверена, что это решение окажется наилучшим для ее малышки. Иного она не вынесет. Комкая платок, она утерла слезы, лившиеся из глаз.
– Я должна встретиться с ними.
– Простите?
– С новыми… с новой парой, – удалось ей выдавить, минуя слово «родители». По коже побежали мурашки.
– Боюсь, это невозможно.
Катерина сунула платок и веер в сумочку и вскочила. Мистер Экзетер положил ей на плечо свою твердую руку.
– Это… крайне необычно. – Он неодобрительно покачал седеющей головой, раздумывая о возможности реализации такого странного желания. – Но я могу узнать. – Затем он посмотрел на часы. – У нас осталось мало времени. Вы подпишете документы? Сегодня.
Катерина закусила губу.
– Если они мне понравятся.
– Дорогая моя! Они прекрасные люди! Вы должны думать не об этом, вам стоит задаться вопросом: полюбят ли они вашу дочь и будут ли о ней заботиться? Уверяю вас, именно так и будет! Однако я свяжусь с ними касательно вашей весьма необычной просьбы. Но прежде вы по доброй воле должны подписать договор. – Поверенный собрал документы. – Если вы подождете в приемной, эту страницу перепечатают.
Катерине снова показалось, что она задыхается.
– Мне нужен воздух! Я подожду на улице.
Девушка выбежала прочь и, почувствовав, как подкашиваются ноги, прислонилась к кирпичной стене, судорожно глотая раскаленный влажный воздух. Она стояла, наблюдая, как от тротуара волнами поднимается зной.
Царившая тут нынче надоедливая жара была более характерной для соседнего района – долины Напа, она способствовала лучшему созреванию винограда, но для Сан-Франциско была редкостью.
Отдавая должное достойной работе в городе, Катерина, однако, страшно скучала по виноградникам матери, по захватывающей дух панораме, по аромату почвы, достаточно богатой, чтобы вскормить плоды для самого прекрасного вина, по пению птиц прохладными вечерами.
Она выросла на винодельне. Это такое идиллическое место, просто созданное для того, чтобы растить ребенка! Но она не могла вернуться туда с Марисой.
Незаконнорожденная!
Почему общество навешивает ярлыки, калечащие судьбы невинных детей? Почему люди обездоливают своих драгоценных малышей во имя приличий?
Мариса!
Катерина вновь почувствовала невероятную тягу к своей малышке. Она вытерла слезы, ощутив крайнюю необходимость поехать в пансион. «Мариса нуждается во мне!»
Как в трансе, она повернулась и зашагала к своей машине, хотя разум подсказывал, что она должна остаться и подписать документы об удочерении.
«Это поступок любящего человека», – убеждала ее Фейт сегодня утром, прежде чем она ушла из дома.
Катерина согласилась. Она не принадлежала к числу тех молодых женщин, которые пренебрегают своими обязанностями.
В пансионе она видела и других молодых девушек, которые отдавали своих детей чужим людям. Некоторые делали это буквально через несколько часов после рождения малюток.
Кое-кто шел на этот шаг с разбитым сердцем, страдая по любовнику, иные храбро изображали радость, избавившись от плода насилия или инцеста.
И все же она видела муки на лицах всех тех, кто вручал своих крошек медсестре, чтобы никогда не увидеть их вновь.
