28 июня 1919 г. во французском Версале был подписан мирный договор, ознаменовавший окончание Первой мировой войны. Узнав об этом, бывший верховный главнокомандующий союзными войсками маршал Франции Ф. Фош решительно заявил: «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет»[1]. Но маршал ошибся: двадцатилетний период между двумя мировыми войнами был мало похож на состояние перемирия. То и дело в разных регионах земного шара вспыхивали локальные войны и вооруженные конфликты, причины которых заключались в неприятии рядом стран геополитических итогов Первой мировой войны. Мировой экономический кризис конца 1920-х – начала 1930-х гг. добавил к этому геоэкономические интересы. По точному выражению известного британского политического деятеля У. Черчилля, такая взрывоопасная ситуация стала возможной в условиях, когда «злонамеренность порочных была подкреплена слабостью добродетельных»[2].
Сообразуясь с подобной международной обстановкой, Советская Россия, а затем СССР предприняли в 1920-х гг. значительные усилия, чтобы «вынырнуть» из политической изоляции послереволюционных лет, заключив мирные договоры либо торговые соглашения с некоторыми странами Европы и Азии. Вместе с тем советское руководство все еще не могло расстаться со своим любимым детищем – пресловутой идеей мировой революции и даже пыталось предпринять для ее воплощения практические шаги в Китае и Монголии. Однако здесь Советский Союз столкнулся с интересами Японии, которая упорно стремилась к статусу одной из крупнейших военных держав мира. В июле 1927 г. премьер-министр и министр иностранных дел и колоний Японии генерал Г. Танака направил императору Хирохито так называемый «Меморандум позитивной политики», согласно которому дальнейшее укрепление своего могущества Япония должна была связывать с расширением жизненного пространства за счет богатых сырьевыми ресурсами чужих территорий и созданием обширной колониальной империи в Восточной Азии. В данном контексте наиболее привлекательными являлись для нее Китай, Монголия, а в перспективе – советские Дальний Восток, Сибирь и Тихоокеанские владения США. Агрессивные настроения по отношению к СССР подкреплялись исходившей от него опасностью экспорта коммунистических идей.
При этом, однако, нельзя не отметить, что подлинность «Меморандума Танака» вызывает сомнение у некоторых современных российских историков, поскольку за все годы так и не удалось обнаружить его оригинал. В 1946 г. США представили Токийскому международному военному трибуналу для Дальнего Востока, судившему главных японских военных преступников, только копию меморандума. Но о наличии подлинника говорит хотя бы тот факт, что японская внешняя политика конца 1920-х-1930-х гг. развивалась точно в соответствии с положениями этого документа. Именно Япония, приобретя на Европейском континенте единомышленников в лице германских нацистов, явилась в начале 1930-х гг. инициатором первых крупных межгосударственных военных конфликтов, после чего мировое сообщество шаг за шагом стало неуклонно приближаться к трагическому рубежу Второй мировой войны.
В сентябре 1931 г. Япония приступила к осуществлению своих планов в отношении Китая, который всегда рассматривался ею как важнейший источник сырья, полезных ископаемых, незаменимый рынок сбыта. Это происходило с молчаливого, но благосклонного согласия крупнейших империалистических держав – США и Великобритании, надеявшихся, что приближение японцев к советским границам приведет к обострению военной конфронтации Японии и СССР, а значит – к ослаблению обеих сторон. Не случайно 3 марта 1933 г. заместитель наркома по иностранным делам Л. М. Карахан заявил в ЦК ВКП(б) следующее: «Мне кажется, не может быть двух мнений, что наиболее идеальным выходом из кризиса и из создавшегося на Дальнем Востоке положения для САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатов – так называли в то время США. – И. В.) и для других европейских держав была бы война между СССР и Японией. Нас будут втягивать и толкать на это…»[3]
Жизненно необходимое стремление СССР к военно-экономическому и политическому первенству в Китае и Монголии таило для него большую опасность и с другой стороны: эти пограничные страны отличались крайней нестабильностью внутриполитической обстановки, к тому же враждовали между собой. Китай сотрясали бесконечные гражданские войны, антиправительственные мятежи на национально-религиозной почве. Монголия делала лишь первые шаги к созданию национальной государственности. Кроме того, в начале 1920-х гг. на их территории закрепились отступившие из Советской России вооруженные белогвардейские формирования, которые не оставляли надежд на военный реванш.
Все эти обстоятельства обусловили попытку Советского Союза обеспечить неприкосновенность своих дальневосточных границ путем создания системы коллективной безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в том числе заключением договора о ненападении с Японией. Однако советские инициативы не были поддержаны США и Великобританией, преследовавшими, как уже было сказано, свои интересы, а также Японией, которая не желала связывать себя какими бы то ни было дипломатическими обязательствами.
Это заставило Советский Союз искать другие пути для создания щита безопасности на Дальнем Востоке, среди прочего – активным вовлечением в свою внешнеполитическую орбиту Китая и Монголии как потенциальных жертв агрессивных замыслов Японии. На первый план был выдвинут лозунг «социалистического интернационализма», который подразумевал оказание странам, готовым идти общим с СССР политическим курсом, всесторонней помощи, прежде всего военно-экономического характера.
Однако эти шаги так и не смогли обеспечить советскому Дальнему Востоку желанного покоя. Здешние пограничные районы стали объектом постоянных нападений японо-маньчжурских и белогвардейских отрядов. На протяжении 1920-1930-х гг. военное противостояние не раз взрывалось и более крупными вооруженными конфликтами: в 1929 г. в районе Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), в 1938 г. – возле озера Хасан в советском Приморье, в 1939 г. – у реки Халхин-Гол в Монголии. Кроме того, в 1930-х гг. опасность с востока усугубилась вероятностью иностранной агрессии с запада, со стороны Германии.
Поскольку в рассматриваемый период Белорусская ССР, как и другие республики Советского Союза, шла, выражаясь морским языком, в кильватере внешней политики Кремля, все эти события тем или иным образом нашли отражение в исторической судьбе белорусского народа. Многие белорусы и уроженцы Беларуси, военнослужащие Белорусского/Белорусского Особого военного округа (БВО/БОВО) работали на территории Китая и Монголии в качестве военных советников и инструкторов, принимали непосредственное участие в боевых действиях по защите этих стран от иностранных завоевателей, обеспечивая тем самым также безопасность советских дальневосточных границ. В составе частей Красной Армии они мужественно обороняли от посягательств агрессора дальневосточные регионы Советского Союза. Гражданское население БССР активно участвовало в гуманитарных кампаниях солидарности с борьбой китайского и монгольского народов против японской военной интервенции, в акциях материальной и моральной поддержки советских воинов-дальневосточников.
