I
Это был душный вечер, когда, разгоряченная за день, земля спешила отдать накопившееся тепло черному небу. С востока долину Монументов неспешно поглощала мгла, пока отблески алого солнца скрывались за скалами, раскрашивая запад в розовый. Окружающую тишину разорвал рев моторов и звуки хохота, словно появившиеся ниоткуда. Оберегаемый древними духами покой был нарушен началом ежегодного фестиваля.
Безликие просторы были покрыты хилой растительностью, уже пожелтевшей из-за палящего днем солнца. А раскрепощенную молодежь, движимую идеями всеобщей любви и свободы, влекло на эти красные земли, некогда принадлежавшие племенам Навахо. Таинственные пейзажи зачаровывали, дарили чувство единения с природой, о котором так грезили юные сердца.
Пламя костров переняло право дарить свет. И под потрескивание сухих веток стали доноситься звуки гитары и радостное пение. Объединенные общей идеей молодые люди слаженно организовали коммуну. И кусочек древней долины превратился в рай на Земле. Пространство задышало сладковатыми ароматами пота, и желания быть частью мироздания. Неряшливые движения превращались в «ритуальный» танец.
Купленный в соседнем городке N хлеб хотя и был испечен минувшим днем, но еще был свежим и мягким. И неказистый ужин «детей цветов» завершился тихим сном в палатках, умело установленных заранее, и в ярких фургончиках.
И так проходили все вечера фестиваля. Многочисленные гости, веселящиеся под ритмичные биты барабанов, танцевали дни напролет. Встречали закат и разбредались группами в ночь. Кто-то облюбовал заброшенные домики на окраине городка, предпочитая подрабатывать у местных. А остальные оставались в долине, ощущая себя частью вечных «монументов», окружающих ее.
Так и последний чарующий вечер среди красных просторов был незабываемым. Дым трубок, подобно тем, что раскуривали когда-то коренные народы, и костров создавал иллюзию магической реальности. Когда взору открывается невидимое, становясь частью бытия.
Даже молодежь из резервации Навахо усмехалась и с интересом наблюдала за ними в первые дни, тоже присоединилась, не устояв от буйного праздника избалованных «белых». Движения под музыку словно объединяли два мира. Один – первобытный и естественный в своем желании жить и цвести, другой – настоящий и уставший от жестокой современности, пропитанной кровавыми войнами. Их стремление быть частью друг друга пленила и древних Духов тех мест. Белесые фигуры, сотканные из дыма костров, стали неотъемлемой частью действа. Шум и смех, музыка и рокот слились в один поток, уносящий в свой волшебный цветочный мир, где всегда царит любовь.
Пудт-чш-ш-ш!!!
Неожиданный выстрел раздался угрожающе громко! Уверенно заглушив окружающие звуки музыки и веселья, нарушил праздный мир хиппи-фестиваля! На мгновение наступила тишина с отголосками эха: «Чш-ш-ш!» И громкий визг! На огромном камне, замерев в полу действии, стояло несколько девушек. Они смотрели на распростертое тело рядом. Взоры присутствующих устремились на них, и разнесся плаксивый вой тех, кто понял, что смерть пробралась на праздник мира и добра.
Истерика словно подхлестывала стадное чувство страха, вытеснив все то, что лелеяли и ценили «дети цветов» – любовь и ненасилие. Последовала паника. Суетливо напуганные молодые люди ринулись к своим микроавтобусам и палаткам, стремясь спрятаться от чего-то. Хотя выстрел был всего лишь один, но животный страх пугающе шептал, что всё может повториться.
Только одна девушка, пригибаясь к земле и постоянно оглядываясь, бежала к смертоносному валуну, на котором так одиноко лежало мертвое тело.
Огромная территория, где только что были танцы и весёлый смех, опустела. Только костры потрескивали и отбрасывали пугающие тени, напоминая, что духи предпочитают покой. Покой, который живым никогда не понять. Лишь одному ветру положено грустно петь свои трели, которые поддерживают редкие птицы, предпочитая живые места.
II
– Мисс Дебора Луиза Гамильтон?
Девушка подняла голову, в ее взгляде читалась усталость. Хотя лето было в разгаре, в небольшой комнате было, на удивление, прохладно. Безликие стены были окрашены в удручающий серый цвет, огромное зеркало смотрело непосредственно на девушку. И она, чтобы избежать контакта с наблюдающими, просидела, уткнувшись лицом в сложенные руки несколько часов. Одинокий плафон на потолке равнодушно освещал полупустую комнату, угрюмо отбрасывая тени от стола и двух стульев, предусмотренных по протоколу.
– Да, это я, – Дебора на мгновение зажмурилась, привыкая к тусклому свету.
– Доброй ночи. Я детектив Мэтью Сантана, – молодой мужчина, закрыв за собой дверь, уселся на стул напротив.
– Наверное, стоит сказать, что мне приятно познакомиться с вами, – губы девушки скривились в насмешливой улыбке.
Он откашлялся и также сухо продолжил:
– Предполагаю, это ваш профессиональный юмор, мисс Гамильтон.
Девушка оживилась:
– Вам удалось связаться с моим редактором из «Нью-Йорк Таймз»? Я могу идти?
Детектив бросил взгляд на наручные часы и отрицательно качнул головой:
– Еще нет. Так же мы ждем печати фотографий с пленки, изъятой из вашего фотоаппарата, – взгляд его серых глаз стал изучающим. – Пленку уже проявили. И у нас уже есть вопросы к вам, мисс Гамильтон.
– И какие? Зачем я фотографировала труп той несчастной?
Последовал только кивок.
– Набежали тучи, все предвещало дождь, – Дебора хмыкнула. – Так же качественный материал всегда на вес золота.
– Но у вас колонка, как вы сказали ранее, про музыку, литературу. Культурную жизнь.
– И что? Криминальные хроники будут знаковым этапом в моей карьере, – гордо заявила девушка и выпрямилась на своем стуле. – Было бы глупо упустить такую возможность!
– И вас даже не испугал шанс быть застреленной тоже? Открытая местность. Да и эти раздолбаи разбежались, пряча свои задницы.
– Я надеялась, что она еще жива, – уже тише призналась журналистка. Снова к горлу подступил комок, простертое тело ужаснуло тогда своей неподвижностью. Красная шляпа покоилась рядом. Алое пятно на светлой блузке выглядело страшно и нереально. Особенно, когда начался ливень, вбивающий кровь глубже в тонкую ткань. И бордовые ручейки текли по тому огромному серому камню, касались земли, окрашивая в цвет смерти…
Детектив продолжал наблюдать за девушкой. Хрупкая дамочка из Нью-Йорка совершенно не вписывалась в атмосферную тусовку, приезжавшую каждый год в долину Монументов. Она была слишком ухоженной и милой, даже грубая кожаная куртка не делала ее образ крутым и неприступным. Мэтью хмыкнул.
Неожиданный стук напугал Дебору. И она вздрогнула. Заметив это, детектив одарил девушку снисходительным взглядом. Дверь слегка приоткрылась.