– 1-
История эта началась в подмосковном Марфино. В 1985 г. в Марфино был пансионат, где в это время отдыхали моя жена и дочка. И я на выходные приезжал навестить их.
В прошлом Марфино было усадьбой князей Голицыных с красивым дворцом в готическом стиле и большим прудом, к которому спускались ступени от дворца. Посреди пруда был остров, заросший деревьями и кустарником. Вокруг раскинулся старинный парк в английском стиле, но о стиле можно было только догадываться. Парк был сильно запущен. Он зарос подлеском, кустарником, и высокой травой, но дорожки, когда-то посыпанные битым кирпичом, еще просматривались. Вот там и произошла эта встреча, изменившая судьбу, по крайней мере, одного из нас.
Был конец июня. Погода стояла чудесная, и я пока все отдыхали, после завтрака решил прогуляться в парке. Оказавшись в тени деревьев, я ощутил прохладу. Очень красиво пела зеленушка. Я брел среди вековых дубов и лип, наслаждаясь тишиной. Пахло липовым цветом. Высоко в кронах гудели пчелы. Порхали бабочки, в высокой траве стрекотали кузнечики, я был счастлив. Ни о чем не думая, я никуда не спешил. После Московской суеты это казалось сказкой, будто я очутился в стране Эльфов и фея Расслабуха, напевая что-то голосом зеленушки, вела меня старинными дорожками парка в никуда. Но тут в эту гармонию стали встраиваться какие-то посторонние звуки. Это было похоже на какое-то фырканье, хрюканье. Справа от тропинки я заметил, как колышется трава, и покачиваются низкорослые кустики. Я поцокал языком и на дорожку выскочило лохматое чудо все в колтухах, в репьях и каких-то тютюшках.
Оно было похоже на малого пуделя. Его коричневая выгоревшая на солнце шерсть была сцементирована еще прошлогодними семенами череды и репейника. Он с любопытством уставился на меня, приветливо помахивая купированным хвостиком. Меня поразили его глаза, из них разве что только искры не летели. В них было столько азарта, что я даже сам как-то встрепенулся. Я понял, что он хочет. “Магия какая-то” – пронеслось в голове. Он стоял и смотрел на меня, как будто ждал команды. Я резко выбросил руку влево. Пес метнулся в указанном направлении и исчез в высокой траве. “Оппапа…” – протянул я, вскинув брови, слов у меня не было. Пес минут десять шарился в зарослях чапыги и ничего не найдя выскочил на дорожку и снова уставился на меня. От нетерпения он переступал с лапы на лапу, и я показал ему рукой вправо. Он прыжком скрылся в траве. Я только рот раскрыл: “Собака-то работает!”
С моего места было хорошо видно, где он рыщет. Глубина его поиска была около тридцати метров. “Идеальное расстояние для ружейного выстрела” – подумал я. По работе он напоминал спаниеля, только ход его был легче. Когда это лохматое чудо вновь появилось на дорожке, я решил познакомиться с ним поближе. Присев на корточки, я подозвал его к себе. Пес медленно подошел, повиливая хвостиком, немного опустив голову. Я осторожно погладил его, слегка ощупал, он не испытывал никакого беспокойства. Он даже позволил осмотреть его зубы. По всему было видно, что это молодой кобель с хорошо развитой мускулатурой, ну просто крепыш с белоснежными зубами и идеальным прикусом. Ему от силы был год – полтора. “Ну вот, милок, и познакомились. Как же тебя кличат?”
Пес не отходил от меня, все крутился под ногами, подставляя то бока, то голову, что бы его чесали и гладили. Я поднялся. “Ну, что пошли?” Он послушно, затрусил впереди временами, оглядываясь. Я не спеша следовал за своим новым другом. Пес, не отвлекаясь, уверенно следовал каким-то только ему известным маршрутом. Мне даже показалось, что он ведет меня куда-то. И я не ошибся. Вскоре мы вышли к берегу пруда. Тут мой лохматый друг оживился. Его купированный хвост заработал, как взбесившийся метроном. Он остановился, потянулся вперед и осторожно вошел в прибрежную осоку. Через минуту чуть впереди раздался всплеск, как будто в воду бросили что-то тяжелое. Из-под куста, свисавшего над водой, с шумом и кряканьем вывалился выводок хлопунцов кряквы. За ним – с остервенением, злобно поскуливая на расстоянии вытянутой руки, быстро плыла собачья морда. Утята были уже большие, почти на крыле, и догнать их ему было не реально. Некоторые из них ныряли, и пес плавал кругами, карауля тех, кто вынырнет.
Убедившись в бессмысленности своей затеи, он выбрался на берег. Отряхнувшись, пес еще долго возил свою мокрую морду по траве.
Собака производила впечатление бездомной, уж больно она была запущенной. Колючки и всякого рода семена, набившиеся в ее шерсть, доставляли ей беспокойство и она постоянно чесалась. И тут меня осенило! Я понял, что оказался случайным свидетелем охоты этой зверюги, которая пыталась раздобыть себе что-то на завтрак. Но не все так просто в этой жизни.
Время пролетело незаметно. Приближался обед, и я решил, что будет несправедливо оставлять псину голодной. Пока я шел к столовой, собака бегала поодаль, не теряя меня из виду, постоянно что-то выжуравливая вдоль дорожки.
Мы подошли вовремя. Мои уже пообедали, и жена несла для меня накрытую тарелку. Я достал оттуда котлету и предложил псу. Он деликатно взял ее и отойдя в сторону не торопясь, с достоинством ее сожрал.
– 2-
С детства я очень любил собак. Знал многие породы, но завести щенка не было возможности, так – как жили мы в коммуналке в Сиротском переулке (ныне улица Шухова). Раньше вся эта квартира принадлежала моему деду Павлу Яковлевичу Бовину, но после того как в 1937 году моего дедушку расстреляли в Донском монастыре, к нам в квартиру подселили бухгалтера из НКВД с семьей. Так моя бабушка с моим папой оказались в одной комнате. Это потом уже появилась мама, а потом и я. Соседи оказались хорошие, доброжелательные люди. Бабушка моя Мария Степановна любила рассказывать мне о своем детстве в селе Кстово Нижегородской губернии. Рассказывала, как ребятишками бегали весной по проталинам босиком, как залезали в конуру к собаке Норме, у которой были щенки, которых она позволяла тискать, лениво поглядывая, не обижают ли ее чад. Много чего интересного рассказывала бабушка.
Надо сказать, Мария Степановна была очень образованным человеком. Закончив в 1918 г. московскую консерваторию по классу вокала у профессора Мазетти, пела в опере Зимина.
По воспоминаниям бабушки в большой комнате стоял рояль цвета слоновой кости из особняка фон Мекка и летом во время домашней репетиции в распахнутые окна из дома напротив, кричали: “Мария Степановна, – Чио – Чио – Сан!” И она пела. Ее репертуар включал в себя двести произведений на итальянском языке, не считая то, что исполнялось на русском.
Бабушка была не первой женой Павла Яковлевича и маленького Юру на лето отправляли в село Кадницы Нижегородской губернии в дом моего прадеда Якова Борисовича Бовина, где его ждали шестеро сводных братьев и сестер. Деда женили рано, а так как он был речник да наверно ещё и романтик, то первенцев своих называл именами путешественников и мореплавателей. Так появились Христофор, Марк, потом видимо дед начал взрослеть и романтика куда-то ушла, что отразилось на именах остальных ребятишек.
