Событие первое
Я готовлюсь к экзаменам, но только очень медленно. Со стороны это выглядит, как будто я сплю.
– Да ты… – вжик, зелёная молния вылетела из глаз, едва успел Вовка увернуться. Забыл только про законы физики. Молния, не встретив препятствия, полетела дальше, достигла зеркала в литой бронзовой раме, что висело на стене, отразилась от чуть потемневшего по краям серебра, и согласно закону про отражение и преломление каким-то арабом, на беду Фомина придуманным, полетела назад и впечаталась Вовке в затылок.
– Ой!
– Гад ты! Я… – а это не молния, оказывается, это ладошка девичья ему по затылку хлопнула.
– Так-то мужья жён лупцуют, – поделился знанием Челенков.
– Муж объелся груш! – ладошка снова шлёпнула по затылку, – станешь мужем…
Вовка заржал. Третий раз получил.
– Чего смеёшься? – из злых зелёные глаза стали удивлёнными. Зрачки сузились, обладательница повернула голову и попала в полосу света. Красота несусветная.
– Ты сейчас сказала, что когда стану мужем, то могу тебя шлёпать.
– Дурак! Я не это хотела сказать… Вова, ну чего ты? Она гадина!
– Согласен.
– Я чуть не плюнула в её наглую рожицу.
– Ты нарисуй её портрет на листке… М… Выколи глаза иголкой… М… Ну, плюнь, если хочется, а потом сожги. Держи листок в руках и смотри, как её, как ты говоришь – «рожица» корчится в огне и превращается в пепел. А потом пепел вон в пепельнице разотри и развей по ветру в окно. Мстя, такая. Уверен полегчает, – Вовка чмокнул «мегеру», разбушевавшуюся в носик, – Всё, всё, давай, рассказывай по порядку вдумчиво и с расстановкой, что там у тебя на экзамене случилось?
Наташа Аполлонова вскочила с кровати, проскрежетавшей панцирной сеткой, и подошла к открытому окну. Глаза больше зелёные молнии не пущали, даже лёгкая улыбка на губах появилась.
– Это как в вуду этом? Ты про негров рассказывал? Так? – выпускница повернулась затылком к солнцу и заплаканным носиком к Фомину.
– Точно. Можно ещё из пластилина куколку вылепить… Только там, кажется, нужны её настоящие волосы… Ты не вырвала ей космы?
– Дурак. Я нарисую.
– Хорошо. Давай, всё же расскажи, что там случилось. Двойку получила?
– Нет. Пятёрку!!!
– …
– Ладно, по порядку, так по порядку.
– Ты, радость моя, сядь. Вот так. Руки на колени пристрой, пуговку мою отпусти, а то оторвёшь и рассказывай. – Фомин усадил Наташу на кровать скрипнувшую и, сложив ей руки на колени, сам отсел чуть, любуясь икебаной сооружённой.
– Галина… гадина такая… Петровна… Она тётка Толику Козлову. Сестра его матери, кажется? Или двоюродная сестра? Не помню точно, как-то хвастался урод этот. Она, как Козловых в Казахстан отправили, невзлюбила меня. Будто это я во всём виновата. Вечно всякие сложные вопросы задавала, оценки пыталась занизить…
– А чего мне не говорила? – Челенков в самом деле удивился, так-то Наташа ему про все школьные новости обязательно рассказывала, словно он бывший её одноклассник и ему до коликов печёночных интересно, что же после его ухода из школы там происходит. А тут оказывается у них вражда теперь с историчкой, а он и не знает.
– А что ты сделал бы? – вскинула зарёванную рожицу школьница великовозрастная. Один год пропустила ведь, когда была в эвакуации. Вот и закончила школу в девятнадцать лет.
– На самом деле?
– Я маме говорила, и она сходила, директору пожаловалась. Хуже не стало, но и лучше тоже. Приходилось к каждому уроку готовиться, как к экзамену. Обязательно могла спросить и двойку поставить, если не готова.
– Ну, тоже стимул…
– Правда. Это сегодня и помогло. Я учебник весь наизусть знаю.
– Так, что на экзамене-то случилось, из-за чего слёзы? Тем более, говоришь, пятёрку получила? – Фомин погладил всклокоченного воробушка по голове.
– Я первой в класс зашла. Подошла, тяну билет. Бесполезная абсолютно работа, потому что понятно, что спрашивать меня мегера будет по всему учебнику. Даже за прошлый год, который давно сдан. Села, стала готовиться.
Пишу на листочке и слушаю, как по своим билетам отвечают, заикаясь, остальные. И как Галина Петровна ставит тройки просто за то, что они помнят имена Маркса и Энгельса. Когда написала ответы, пыталась идти отвечать, а родственница козловская меня на место отправляет и другого вызывает. Четыре раза не давала мне сесть отвечать, удерживая меня полтора часа в классе. Я даже рожицы начала уже на листочке рисовать. И снова красивым почерком переписала ответы. Наконец, снисходит мегера до меня. Сажусь. Попалось мне по билету революция 1905 года и борьба с басмачеством в Средней Азии.
Рассказываю всё, что написала, Галина Петровна начинает вопросы не относящиеся к билету задавать, я даже заметила, как на первых партах за мною Танька и Олег записывают, видимо по их билетам уже отвечаю. А мегера злится, потому что держусь я спокойно, хоть внутри и кипит уже всё, отвечаю уверенно, громко. В середине моего ответа Галина Петровна встаёт, не извиняясь, молча выходит из класса, и также молча возвращается с кружкой чая. Говорит: «Продолжайте Аполлонова, чего вы тяните, другие ещё есть экзаменуемые». Я продолжаю отвечать, уже на второй вопрос билета. А она достаёт из ящика стола две печеньки, разламывает их на кусочки, один кусочек мочит в чае и начинает его медленно рассасывать, с таким мерзким звуком. С присвистом и чмоканьем. Прямо при мне. Потом выплёвывает его обратно в чашку. Снова в ящик лезет и достаёт оттуда ложечку, и ею вынимает кусок печенья из чашки и начинает его демонстративно так жевать. Всё это медленно и прямо напротив моего лица. Даже брызги от чашки, когда она туда кусок выплёвывала на меня попали. Зрелище ужасное, отвратительное. Как меня не стошнило, до сих пор не понимаю. Усики ещё её противные в крошках печенья и сейчас перед глазами. Бр-р.
Бесит она меня всё больше, но я стараюсь только в листок глядеть и продолжаю отвечать. Не поддаюсь на её ужимки. Долго отвечаю. Она снова вопросы начинает не по билету задавать. И вижу, как беситься начинает мегера, начинает меня перебивать и сбить пытается. А я всё так же медленно и громко отвечаю. Сама своим поведением заставила меня весь учебник наизусть выучить.
В это время заходит завуч, садится рядом. Мегера подчёркнуто громко начинает с ней разговаривать, кидая мне при этом: «А ты продолжай». Продолжаю, хотя она меня не слушает. Завучу – Ирине Ивановне неловко, она дважды пытается закончить разговор и уйти, но Галина Петровна специально её задерживает. Вопросы какие-то задаёт. А я продолжаю рассказывать.
Тут завуч уходит. Мегера опять мне дополнительные вопросы начинает задавать. А у меня от напряжения уже голова болит и в туалет хочется уже больше трёх часов в классе сижу. Держусь из последних сил. И тут на счастье входит директор. Или не на счастье, а потому, что ему Ирина Ивановна рассказала, как истеричка меня пытает. Он зашёл и встал у неё за спиной. Мегера снова нервничать начинает. Смотрит на меня своими крысиными глазками. И говорит: «Даже не знаю, что Вам поставить…».
