Теремок стоял обособлено, на опушке у старого леса – неприступный, огороженный живой стеной из крапивы вперемешку с колючими кустами шиповника и малины. Зимой всё это изобилие присыпалось снегом, который никто и не думал убирать. Люди и звери обходили негостеприимный двор стороной и знать не знали, кто в тереме живёт. Вдруг там преступники прячутся или злая ведьма со своим котом? А то и вовсе бюрократы или даже депутаты. По вечерам через чердачное оконце можно было увидеть таинственный приглушенный свет, или услышать поскрипывание половиц и чьё-то неразборчивое бормотание.
– Кто, кто в теремочке живёт?
Это по чердаку бродил без дела местный домовой по имени Проня. Сам с ноготок, борода с локоток, глазки-пуговки, расшитая узорами рубашка до колен и соломенные лапти. Он присматривал за домом и садом, пока хозяева были в отъезде.
– Кто в невысоком живёт?
Проня выглядывал в оконце, зорко оглядывал заснеженные окрестности на предмет непрошенных гостей. Никого не обнаружив, раздосадовано отвечал на свой же вопрос:
– Да ужо никто тут не живёт! Даже кошки нет…
И топал по скрипучему полу дальше.
Внизу, восседая на столбе от изгороди, своём излюбленном месте, дремал старый ворон – ещё один местный жилец. Он был крупной птицей, весь угольно-чёрный, от когтистых лап до массивного клюва. Людей пернатый не слишком жаловал и в гости не звал, поэтому совсем не обрадовался, когда его разбудил протяжный скрип отворяемой калитки.
– Кхаррр! – хрипло каркнул ворон спросонок.
– Эй, глупая птица! – подпрыгнула от неожиданности незнакомая женщина в сером пуховике и очках. – Чего шумишь, чего пугаешь?
Ворон возмущённо взмахнул крыльями и, нахохлившись, уставился на наглую гостью. Та успела миновать калитку, даже не удосужившись прикрыть за собой.
– Кааррр!
– Тише тебе! – деловито озираясь по сторонам, попросила незнакомка.
– Карр! – мрачно изрёк ворон.
– Вот заладила, – женщина покачала головой, – так беду накличешь. Кыш отсюда, улетай!
Неожиданно за забором у самого дома раздался чей-то весёлый звонкий голос:
– Мам, с кем это ты там разговариваешь?
Юная барышня в яркой городской одежде шагнула во двор вслед за первой гостьей. Стараясь ступать в оставленные на снегу следы, она в какой-то момент оступилась, отчего неловко взмахнула руками в пушистых варежках.
– Ой, мамочки!
Это она всем телом шлёпнулась в мягкий, но очень холодный сугроб.
– Василиса, я же просила подождать у дороги!
– Я замёрзла!
Их крики, наконец, привлекли внимание Прони. Быстро погасив свой фонарь, он кубарем скатился с лестницы вниз и юркнул в кладовку, прятаться: домовым было не положено показываться на глаза людям. Успел вовремя, так как неизвестная ему женщина подходила всё ближе, явно намереваясь посетить теремок. За ней вприпрыжку следовала девочка Василиса и оживлённо вертела головой.
– Мам, это бочка?
– Да, – отвечала женщина, поднимаясь на крыльцо.
– А зачем она тут?
– Чтобы летом в неё стекала с крыши дождевая вода.
– О, тут сосульки! Можно одну?
– Нет! – сердито возразила мать, роясь в своей сумке. – Не вздумай брать в рот, простудишься.
Она наконец отыскала в сумке потемневший от времени ключ, с некоторым сомнением вставила в замок. Тот с тихим скрежетом поддался и дверь услужливо отворилась.
– А свет тут есть? – боязливо заглянула в внутрь Василиса.
– Надеюсь…
Мама посветила на входе телефоном, с трудом отыскала высоко расположенный выключатель, впустую щёлкнула им несколько раз.
– Печалька…
Она поправила очки, посветила в другой угол, обнаружила на стене коробку, открыла её и без особой надежды сделала ряд новых щелчков.
– Ура!
Тёплый золотистый свет с потолка послушно озарил коридор с широким арочным проёмом в конце, стоящую рядом старомодную напольную вешалку, два деревянных табурета и полосатый коврик. Быстро отряхнув снег с одежды и обуви, ведомые любопытством гостьи проследовали дальше.
– Ого!
Они очутились в просторной гостиной, из которой наверх шла крутая лестница с массивной балюстрадой и перилами из лакированного дерева. По обе стороны от лестницы возвышались стеллажи с аккуратно выставленными книгами, а у противоположной стены разместились две двери, камин и прикрытый ветхой скатертью обеденный стол. К последнему было приставлено шесть одинаковых деревянных стульев.
– Здесь жила большая семья? – полюбопытствовала Василиса.
– Может быть, – пожала плечами мама, – это дом моего давно пропавшего дяди, я мало что про него знаю.
Она наугад взяла одну из книг с полки, сдула с неё пыль, полистала немного. Со вздохом вернула на место, затем по очереди проверила все двери, включая ту, что пряталась под лестницей.
– Кухня, ванная и кладовка. Мебель стоит, а вот вещи все вывезли.
– Только чей-то старый лапоть в кладовой, – заметила девочка, – и я не вижу ни одной кровати или хотя бы дивана!
– По-моему, они все наверху, – решила мама. – Ну что, идем на второй этаж? Василиса кивнула и поспешила за мамой.
Едва они скрылись, откуда-то из глубины кладовки выбрался Проня. Весь взъерошенный, босой на одну ногу, перепачканный пылью и средством от моли, он сердито посмотрел вслед непрошенным гостьям. Обув оброненный лапоть, не удержался от чиха, после чего испуганно замер, зажав рот обеими руками. Убедившись, что не был услышан, на цыпочках прошмыгнул к входной двери и выглянул во двор.
– Эй, Чёрный, – тихонько позвал он.
С забора вспорхнул ворон. Сделав над теремком полный круг, крылатый дозорный приветливо каркнул, после чего спланировал прямо к домовому на крыльцо.
– Что, проворонил гостей? – укоризненно поинтересовался Проня. – Опять поди заснул на посту?
Ворон виновато втянул пернатую голову.
– А я вот еле поспел с чердака убраться, да морок навести. Чуть последней обувки из-за тебя не лишился.
– Карр!
– Стареешь, земеля. Теперича смотри в оба, да о чужаках сообщай, как условились. Я покуда в сараюшке схоронюсь, а то гостьюшки очень уж любопытные попались, повсюду носы свои длинные суют…
