Когда заболевают простудой израильтяне, родившиеся здесь, они открывают настежь окно, чтобы дать микробам убежать в форточку. И пьют чай с лимоном. Мы закутываемся потеплее, прогреваем помещение, где находимся, и пьем чай с имбирем, лимоном и медом. Чай с лимоном мы можем пить просто так, потому что это вкусно. Местный, увидев это, сочувственно спрашивает: «Что, простыла?»
Супы мы можем есть каждый день, потому что любим. Израильтяне (местные) супы «пьют» – так это звучит на иврите, обычно зимой или просто в холодную погоду, чтобы согреться.
Мы любим стихи, можем декламировать их долго и с выражением, потому что это красиво и вызывает много эмоций. На иврите и стихотворение, и песня звучат одинаково. Местные искренне недоумевают, в чем смысл стихов, если это не песня. Здесь стихи в школе наизусть не учат, разве что изредка произнесут на какой-нибудь церемонии.
Здесь миллионера иногда не отличить от рабочего – держится просто, одевается как все и часто очень коммуникабельный и улыбчивый, понтов ноль. Мэры городов обычно бывают на всех городских мероприятиях, ходят без свиты и охраны, доступны для местных жителей.
Однажды я работала на уборке довольно убогой квартиры, где по ощущениям у хозяев уровень дохода был намного ниже, чем в моей семье – просто мы тогда работали по одиннадцать-двенадцать часов в сутки, а они были беспросветными лодырями.
Израиль – страна контрастов, и обвешанная с ног до головы златом-серебром дамочка на пляже может иметь колоссальный минус в банке на счету, а тот босоногий парень в старой футболке, что ведет коня под уздцы, может быть владельцем ранчо.
Полтора года в Израиле. Мы тогда только проводили в последний путь папу. Все были разбиты. Все прошло так быстро, даже толком осознать не успели – ночью умер, а в четыре дня уже похороны – здесь так принято. У нас почти не было никого в стране. Приехала кузина с мужем. После кладбища они сразу поехали домой, даже не зашли к нам на скорбную трапезу – у них, видите ли, диета…
С большой благодарностью вспоминаю соседей – религиозная семья, приятнейшие люди – это сосед собрал миньян (десять мужчин) для молитвы, чтобы проводить в последний путь папу по еврейской традиции. Это соседка тепло обняла нас с мамой, выразив сочувствие, отчего у нас с мамой сошло окаменение от горя, мы смогли умыться слезами…
Я позвала на похороны хозяина ресторана – Ярдэна, где последнее время работал отец, а сейчас муж мыл у него посуду. Он пришел не один, взял своих сыновей и управляющего. Они помогли нам только своим присутствием там. И уже мы были не так одиноки в своем горе. Перед тем как Ярден готовился уезжать домой, он обратился ко мне. Наверное, в тот момент я была главой нашей маленькой семьи из трех человек, потому что я единственная владела ивритом и принимала многие жизненно важные решения. «Если нужна какая-то помощь – обращайся, не стесняйся». Это были очень важные слова. То, на что можно было опереться в трудный час, то, что помогало понимать, что мы не одни, что есть люди готовые помочь, хотя я не представляла тогда, чем он может помочь.
Середина августа, я на седьмом месяце беременности и мама, еще не пришедшая в себя, мы вдвоем поехали на разведку местности в Петах-Тикву. Почему меня тянуло именно туда, я не могла объяснить – меня вела интуиция. Может, потому, что название города переводится как «Врата надежды»?
Мы ехали в неизвестность: только дорога в одну сторону занимала три часа, а мы еще рассчитывали найти в этот день квартиру на съем. Это было немыслимо: я с пузом и токсикозом, месяц самого изнуряющего зноя и мама в качестве группы-поддержки.
В Петах-Тикве у нас были знакомые. Ну, как знакомые – мы даже не виделись никогда. Мама общалась с ними по телефону, они подсказывали, помогали советом новым репатриантам, каковыми мы тогда были – у них был уже семилетний опыт проживания в стране. И мы ехали теперь к ним в «гости».
Они жили тогда на небольшой вилле, встретили нас на остановке, накормили, окружили теплом. Мы почувствовали себя у родных дома – так стало светло и тепло на душе! Они нам и стали потом родными, близкими людьми.
Но засиживаться после вкусного обеда было некогда – мы приехали искать квартиру. Ходить по разгоряченной Петах-Тикве в почти полдень и читать плакаты, вывешенные на домах, о том, что сдается квартира?
Я тогда чувствовала себя антенной – просто ловила подсказки интуиции и слепо следовала им. На авось. Мой «авось» сказал мне позвонить Ярдену и спросить, нет ли у него знакомых в Петах-Тикве, которые сдают квартиру. Вот уж, воистину – пальцем в небо!
Я набрала на дисковом тогда еще телефоне наших друзей номер Ярдена. Так, мол, и так. Мы тут, и мы в поиске. Сегодня. Сейчас. Сказал перезвонит. Позвонил минут через сорок. Сказал, что в Петах-Тикве у него живут две сестры и есть неподалеку от автобусной станции квартира его родителей – она сейчас пустая, мать в доме престарелых, больна, под наблюдением персонала. Квартира, говорит, никогда не сдавалась внаем, поэтому немного запущена, но там полно посуды, мебели, вам на первое время пригодится… Бинго! Уже через час мы подходили к своей будущей съемной, удобной по всем параметрам и по цене квартире, встретились с двумя милыми женщинами и заключили устный (!) договор об аренде.
В конце августа мы уже переехали и заселились.
В первых числах сентября, ночью, я стояла на небольшом балкончике, предназначенном для стирки и сушки белья, и вглядывалась в глубокое, иссиня-черное небо. В ту ночь был звездопад. Я благодарила бога за все подсказки и подарки судьбы и загадывала желания. Много было желаний. И много падало звезд. Надо ли добавить, что желания рано ли, поздно ли, но осуществились? Причем все!
Из Хабаровска в Тель-Авив мы летели четырнадцать часов! Мы летели с группой молодежи по программе ульпан-кибуц. Дорогой почти все успели передружиться… Когда я вышла с двумя чемоданами из здания аэропорта, на меня дыхнула жарой и духотой страна моих предков.
Мы ехали в такси до кибуца, и я не могла налюбоваться видами, освещенного огнями ночного Тель-Авива, хотя глаза сами закрывались. По приезде к нам подошли какие-то незнакомые ребята, не говорящие ни по-русски, ни на иврите, и помогли нам донести чемоданы до нашего домика, как позже выяснилось, это были наши одногруппники из Америки и Аргентины.
Мы, три девочки, разместившись в одном небольшом и уютном домике, стали ловить радиоволну – ловилась только ивритская речь и музыка. Голова шла кругом. От переизбытка чувств я не могла уснуть, кое-как дождалась раннего утра и отправилась одна осматривать окрестности кибуца. Был месяц март, вокруг все расцветало, пели птицы, воздух был насыщен разными ароматами цветов и трав, все было так красочно и зелено, что я подумала: «Наверное, именно таким был Эдемский сад».
