В пятой лаборатории филиала НИИГП города Н-ска засиделись сегодня допоздна. Праздновали день рождения младшего научного сотрудника Афанасьева и говорили о предстоящем запуске человека в прошлое. Говорили много и, как водится, спорили до хрипоты. Тема спора стара, как мир: можно ли изменять прошлое для блага будущего? Представители старой школы с пеной у рта доказывали о невозможности даже малейшей попытки поменять ход истории, молодежь же, как ей и положено, пыталась рубить с плеча.
– А здесь и за доказательствами не нужно ходить через тридевять земель, – горячился профессор Семен Ильич Поддубный, окончивший математический факультет еще при прошлом режиме, – на наш последний эксперимент с кошкой посмотрите, и все вопросы сами собой отпадут! Помните, какие казусы в лаборатории начались!
– Точно! – поддержал коллегу профессор Савёлов, плешивый человек с крупным красным носом и глазами доброго дедушки Мороза. – Всего на семь минут забросили мы котяру в прошлое, а у меня под столом непроизвольно две поллитры с ценнейшими реагентами семилетней выдержки оказались пустыми на боку, причём заметьте, без факта падения… Жалко…
– Товарищи! – вмешался в дискуссию юный аспирант Володя Дрынов, буквально на днях принятый кандидатом в члены партии. – Вы всё о какой-то ерунде рассуждаете! Неужели мы, имея на руках возможность, попасть в прошлое, не предупредим политбюро в 1941 году о предстоящем вероломном нападении фашистов? А?!
– Этого ни в коем случае делать нельзя! – топнул ногой Поддубный. – Вспомните о парадоксе убитого дедушки. Один вред получится! Сказка ложь, а нам намёк…
– А хорошо бы, братцы, – вздохнул свежий парторг лаборатории Куняев, – спросить еще товарища Сталина кой о чём, а то после доклада Никиты Сергеевича на двадцатом съезде, много разных вопросцев к нему накопилось. Разузнать поточней хотелось бы…
– Иосифа Виссарионовича не тронь! – грохнул кулаком по столу инженер-электрик Парамонов. – Не позволю! А вот предупредить вождя о разных там лысых прихлебателях следует, чтобы он кому надо да вовремя шею свернул! Распустили народ!
– А вот будь у меня возможность в прошлом побывать, – вздохнула лаборантка Ниночка, наливая себе в граненый стакан ярко-красного малинового компота, – я бы переместилась в третье октября 1943 года и предупредила бы дедушку об атаке фашистов, во время которой ему миной оторвало обе ноги. Он часто рассказывал о том дне, всегда повторяя: мне б за минутку до их атаки в другой окопчик перебраться…
Сергей Красин внимательно посмотрел на Ниночку: лаборантка будто прочитала его мысли. Вернее – былые мысли. Когда-то Сергею тоже очень хотелось спасти своего деда – Захара Кузьмича. Это был такой удивительный человек, что Красин за все тридцать лет своей жизни лучше и не встречал. Сергей хорошо помнил деда Захара – крепкого весёлого шестидесятилетнего старика, знавшего обо всём на свете и умевшего из простых лучин да бумаги смастерить для семилетнего Сережки летающий планер. И если бы у Сергея появилась возможность предупредить деда о грозящей опасности, то он за ценой бы не постоял. Так он думал раньше, но теперь, посвятив свою жизнь подготовке к путешествию во времени, Сергей успокоился. Конечно, если б представился случай, но вряд ли… Сергея готовили к «заброске» в восемнадцатый век. На днях он станет первым человеком, отправившимся в далёкое прошлое. Первым времянавтом. Это уже дело решенное, осталось стажировку в этом филиале пройти, некоторые моменты утрясти и…
– Ты всё понял, Красин? – Генеральный Конструктор первой временной капсулы Иван Ильич Князев строго смотрел Сергею в глаза. – Твоя задача – сбор информации. Общение по минимуму. Не дай бог, тебе кого-нибудь действием обидеть… Помогать тоже никому не надо… И чтоб с женщинами ни-ни… Только информация и ничего более. Твоя роль – глухонемой юродивый. Ты сам выбрал такую судьбу, обратной дороги там не будет. Если, вдруг, есть у тебя какое-то сомнение, то лучше сейчас скажи. Пошлём дублёра.
– Я готов, – нахмурился Красин. – Что вы так на меня наседаете, Иван Ильич? Неужто сомневаетесь?
– Я не сомневаюсь, – мотнул головой Генеральный и вздохнул, – но тут дело такое… Первый раз, сам понимаешь… Собранную информацию помещай в места закладки, если заброска пройдет нормально, то сегодня же мы откопаем от тебя все донесения. А завтра, весь мир узнает о тебе, Сережа. Весь мир! И вот еще что… Рассчитали мы твой путь по «кротовым норам» в восемнадцатый век точно, но я тебе уже не раз говорил, что в пути туда возможно всё. И время может сбиться и пространство. Теория теорией, а практика, сам знаешь… Будь готов к всему… Всё фиксируй и обязательно доберись до места закладки. Если произойдет ошибка в координатах, нам нужен максимум информации, чтобы понять… Это очень важно для следующих запусков… Теперь всё только от тебя зависит. Прощай, сынок.
Иван Ильич крепко обнял Красина, потом резко отвернулся, вытер тыльной стороной ладони лоб, и сказал своим обычным властным голосом.
– Поехали…
Сергей Красин перед полётом в прошлое прошёл довольно-таки серьёзную физическую подготовку: на центрифуге его крутили до умопомрачения, под воду на пятьдесят метров в скафандре погружали, затяжным с десяти тысяч прыгал, кроссы изнуряющие в пустыне и прочее, прочее, прочее. Казалось бы, всё испытало тренированное тело, ничем его не удивишь, но это только казалось… Несколько мгновений, проведенные в визжащей временной капсуле, доставили много мучений первооткрывателю межвременных трасс. Подобной боли никогда еще Сергею испытывать не приходилось. Ужас, что за боль!
Он лежал, поджав колени к груди, и стонал. Тело била частая дрожь, при попытке открыть глаза, мир завертелся разноцветной каруселью, а в ушах стоял такой зуд, словно милион хмельных комаров хором запел какую-то свою душевную песню. Скоро в этом зуде Сергей стал забирать и человеческие голоса.
– Чего это с ним? – с тревогой спрашивал кто-то.
– Падучая, – отвечали ему. – Вон, какая пена на губах…
– Надо ему ложку в зубы сунуть…
Тут же кто-то схватил Красина за нижнюю челюсть, и что-то металлическое больно ударило по зубам. Сергей приоткрыл рот, распахнул глаза и увидел, как из верящегося разноцветья высунулось лицо, заросшее сивой щетиной, запекшиеся губы того лица зашевелились и еле слышный хрип донесся до ушей времянавта.
– Как-ты, браток?
Сергей хотел ответить, но в тот же миг вспомнил свою роль на неизведанных просторах прошлого – он глухонемой. Красин смотрел в глаза участливому доброхоту и, молчал, сглатывая обильную слюну. Комариный зуд в ушах пошёл на убыль.
– Ефим! – крикнул визгливо кто-то сверху. – Чего там возишься?! Пошли! Опоздаем!
