1. Неожиданная приятность.
Роман Зверев.
«Ну, в принципе, ничего нового… - размышляю я, разглядывая полуголую женщину, мирно спящую в постели, - ожидалось».
Утреннее солнце мягко скользит по обнаженной спине, коже, красивого золотистого цвета, то ли загар легкий, то ли естественный тон такой. Лица женщины не видно, она лежит, уткнувшись в подушку, и русые волосы мешают оценить, настолько ли она и в анфас хороша, как со спины.
Но спина зачетная, да. И задница тоже. Тут, даже если и физиономия подкачала, то ничего страшного. На крайняк можно отвернуть. Раком поставить. Она, с ее изгибами, должна неплохо смотреться в этой позе.
Женщина вздыхает, дергает плечиком, словно чувствует мой наглый взгляд, но не просыпается.
Укатал ее Ромка, ничего не скажешь… Или Димка. Главное, чтоб не оба сразу.
А то, судя по кадрам, которые мне с утра заместитель по безопасности скинул, вполне возможно, что мои придурки вернулись к прежней жизни. И прежним утехам.
Не дай Бог, конечно. Я уж порадовался, наблюдая за ними последний год. Думал, в норму приходят парни. Пора бы, по двадцать два долболобам уже. Я в их годы…
Так ладно. Ловлю себя на этом стариковском « в их годы», морщусь. Откуда это все берется, хрен его знает.
Мне сорок три.
И я в их годы… Я уже был отцом. Их.
Может, как раз оттуда и берется это дедовское брюзжание.
Я оглядываю квартиру, прикидывая, сколько я тут не был. Года полтора, наверно.
Все поменялось.
Интерьер, если, конечно, то, что здесь было, вообще тянуло на это слово… Так вот, интерьер холостятского гадюшника поменялся.
Не кардинально. Но стало чище. Уютней, что ли. Детали добавились кое-какие.
Например, непонятно, откуда взялось это белье постельное, в которое кутается золотокожая спящая статуэтка. Нет, цвет, в принципе, красивый…
Но все равно, для парня странный. Розово-лиловый. Может, мой Ромка стал метросексуалом?
Димка-то вряд ли. А вот Рома, с его вечной тягой к новому…
Очень сильно надеюсь, что тяга к новому в эту сторону ограничилась постельным бельем.
Так, однако, время.
Надо будить спящую не-пойми-красотку-или-нет, выяснять, где ее любовник шарахается.
Может, в зал с утра пораньше мотанул? Или за булками-хуюлками всякими, для романтического утра.
Если второе, то точно с Ромкой она спала. Димка бы такое не придумал.
Я, не удержавшись, еще разочек плотно скольжу взглядом по изгибу спины с явно прокачанными мышцами, красиво так, по-женски прокачанными, по круглой аппетитной попке, не особо скрытой простыней… Красивая. Наверняка красивая. Все же есть вкус у моих парней. Хотя бы у одного. Очень надеюсь, что у одного.
Достаю сигарету, прикуриваю. Щурюсь на яркое солнце, деликатно заглядывающее через розово-лиловые шторки, убираю взгляд от голой женщины, сладко спящей в постели одного из моих сыновей.
Не дело это, разглядывать. Я, хоть и ни в чем себе не отказываю, но все же границы имею. В отличие от моих придурков.
Вчера, например, они границы похерили в очередной раз.
И именно это послужило поводом навестить их на их территории без предварительного звонка.
А то знаю я их, звякнешь заранее, они сразу смотаются.
А так…
Ключи у меня есть, стеснительности – нихера нет… Так что, встречайте папочку, сыновья.
Вот только сыновей я не застаю.
А женщину – да.
Странно все же, куда девался Ромка? Это его квартира.
Тут женщина, очевидно, сквозь сон чувствует сигаретный дым, потому что возится. Вздыхает, приподнимает голову, сонно уставившись на меня темными раскосыми глазами.
А затем идет мгновенная реакция. Настолько мгновенная, что я даже не ожидаю.
Она подскакивает на месте, как пружинка, в мою сторону летит подушка, следом что-то тяжелое, а потом я чисто на рефлексах разворачиваюсь и ухватываю гибкое тело, что уже практически прошмыгнуло мимо меня в сторону входа.
Дергаю на себя, перекидываю в другую руку и запечатываю раскрывшийся в крике рот. Очень вовремя перехватываю, потому что, еще полсекунды, и на ее визг все соседи сбежались бы!
Она брыкается в мои руках, бьется, как дикое животное, всем телом извивается, и я, для начала решивший держать ее осторожно, чтоб не навредить, уже очень скоро забываю о своем желании и сжимаю ее с такой силой, что женщина только всхлипывает тихо и вцепляется в последнем усилии ногтями в предплечье правой руки, которой я ее рот запечатываю.
Я перевожу дыхание, и какое-то время мы стоим, прижавшись друг к другу.
Я ощущаю левой рукой ее напряженный животик, гладкую кожу голого тела.
Ее пальчики царапают правое предплечье, губы распахнуты, она пыталась меня укусить во время борьбы, голова прижата к моей груди.
Голая женщина, тяжело дышащая, распаленная, испуганная… В моих руках… Черт… Меняй диспозицию, Роман!
Но тут вопрос, как это сделать?
Сразу отпустить – не вариант. Заорет. А мне это вообще не надо. Вдруг кто-то из соседей полицию вызовет? Раньше-то вызывали, когда мои здесь устраивали вписки.
И мне потом приходилось их, придурков, вытаскивать из полиции.
Долго держать… Ну тоже, так себе вариант. Оно, конечно, приятно и даже очень…
Но , думаю, она будет против.
Поэтому делаю попытку успокоить ее и договориться.
- Не кричи, я отпущу тебя, - тихо говорю на ушко женщине, и она вздрагивает всем телом.
Черт… Я вместе с ней вздрагиваю!
Слишком хорошо, Роман. Слишком!
- Не будешь кричать?
Она что-то мычит. Я принимаю это за согласие и аккуратно начинаю убирать ладонь от мягких губ.
В ту же секунду меня оглушает дикий визг, женщина рвется изо всех сил, извивается, и я не удерживаю ее!
Она опять визжит, причем, очень даже осмысленно : «Пожар!», я хватаю и падаю вместе с ней на разворошенную постель. Придавливаю всем телом.
Закрываю рот ладонью опять, перехватываю царапающие меня руки и прижимаю над ее головой.
Она сильная, конечно, баба, спортивная, но против моих двух метров и сотки веса – без шансов, естественно.
Смотрю в ее карие, полные ужаса и ярости глаза, легко встряхиваю и сильнее, чем требуется, сжимаю запястья. Чтоб утихомирить.
- Ты чего орешь, дура? – уже рычу с досадой, - я же просил!
Она извивается подо мной, ерзает, ступнями упирается в бедра, колотит пятками по ногам.
Какая горячая и неугомонная!
Это даже заводит!
Хотя, кого я обманываю? Она меня уже завела. Еще у дверей, когда держал ее, голую, извивающуюся, теплую со сна.
- Прекрати! Не собираюсь я с тобой ничего делать! Не шуми только!
В противовес словам, чувствую, как член, уже давно вставший, упирается прямо ей в промежность.
И она тоже это, похоже, чувствует, потому что глаза ее расширяются до невероятных размеров, из них начинают течь слезы, она что-то мычит протестующе, сжимает пальчики, пытаясь достать до моей ладони.
