Тысячи дней минуют в нашей жизни, тысячи ночей упадут в бессмысленность благ сущего мира. Это случится так быстро, что все наши события и наши поступки, действия и желания, страдания и боль, приобретения и потери мгновенно превратятся в бесстрастную хронику воспоминаний, большая часть которых канет в равнодушном сознании бренного тела. Что же достанется вечности? Вечности, не как бесконечности времени, а как отсутствии последнего.
Иногда с нами происходит нечто удивительное настолько, что, кажется бредом, а между тем именно эти события оказываются самым важными и значительными в земном существовании души. Такие случаи остаются необъяснимыми с материалистической точки зрения, да и многие ли пытаются дать тому объяснения? Проще забыть или отнести на счёт невменяемого состояния либо совпадения, случайности.
1.
Накануне Сафронов пьянствовал, и ничего удивительного в этом не было, такое случалось еженедельно по пятницам, а иногда и чаще. Добрейший Семён Сергеевич никогда не был инициатором пятничных возлияний, но так уж сложилось, что после рабочей недели всегда находилась щедрая душа, нуждающаяся в хорошей кампании, с парой баночек пивка в пакете. Для начала, а дальше процесс переставал быть контролируемым.
Редко, кто из шофёров проходил мимо сторожки Семёна Сергеевича. Каждый хотел выразить своё уважение к безотказному и гостеприимному Сафронову. Благо, что условия позволяли распить бутылочку в относительном комфорте, к тому же вдали от строгих супружеских глаз. Что касается гражданской жены Семёна Сергеевича, то её можно было считать образцовой спутницей жизни. Она никогда не ругала мужа, не упрекала и не дралась. После особо глубоких запоев определяла Семёна Сергеевича в отделение аддиктивных1 состояний, которое располагалось в соседнем доме. Там Сафронова в течение суток приводили в рабочий вид, и уже к следующему дежурству в гаражах он готов был исполнять незамысловатые обязанности сторожа в полном объёме. Причиной такой заботы о супруге была отнюдь не любовь, а только равнодушный расчёт: иначе квартира, где жена всегда считала себя полноправной хозяйкой, и в которой между дежурствами и пьянками обретался сам Сафронов, могла бы ей и не достаться.
Семёна Сергеевича такое положение дел вполне устраивало. Порок, который отнюдь не мучил пьяницу и даже доставлял ему удовольствие, был единственной отрадой в этом скучном прозябании под небом сущего мира. Утреннее похмелье являлось лишь контрастом, подчёркивающим приятность алкогольного опьянения. Вынырнув из бездонного провала, Сафронов для опохмела с удовольствием принимал полстакана водки, и горячая волна лёгкого опьянения разливалась по телу, а затухание головной боли приподнимало настроение.
Но при полной привлекательности алкогольных возлияний отрицательный момент нечасто, но всё же имел место быть. Семён Сергеевич даже не знал с чем это связано. Возможно, с качеством горячительных напитков, но время от времени яма беспамятства, в которую падал пьяный Сафронов, наполнялась кошмарами. Адские ужасы виделись ему, бесплотные существа терзали тело и дух. Холод замораживал кровь в жилах, вены раздувались до предела от кровяного льда, сердце покрывалось изморозью. Было ли так в действительности или отравленное алкогольным ядом сознание рисовало подобные картины в воображении Семёна, не имело особого значения, потому что страдания от подобных видений имели реальные физические последствия. В такие моменты капельницы не помогали, и несколько раз Сафронов уже оказывался в психиатрической лечебнице, но через несколько суток всё проходило само собой, без вмешательства докторов.
