Глава 1
Я никогда не верил в Бога, нет. Возможно потому что детство мое пришлось на период мрачный, абсолютно безбожный. Ужасы «лихих», как теперь принято говорить, девяностых мешали поверить в абсолют добра и справедливости, что обитает где-то там, в границах тропосферы и по-отечески нежно глядит на нас сверху вниз… Ветераны, торгующие медалями у входа в метро, стаи тощих собак и ботинки, что вот уже два сезона, как малы. Нет-нет-нет, в том пыльном, пропахшем луком и карбидом времени святости ни на грамм. Особенно во всем, что касалось еды!
Не могу сказать, что мы голодали буквально – обмороков на моей памяти не случалось… Но отчётливо помню, с какой жадностью смотрел на сладкое, выпечку, сосиски и лимонад. Блуждая с матерью в лабиринтах магазина просрочки я мечтал купить как можно больше. Ну и пусть конфеты в коробке покрылись налетом! Эка невидаль! Таким лишь балованного европейца пугать, а русский человек на сроки годности не смотрит… И благодаря этому берет шоколадную пасту «Alisa» со скидкой 70%.
Впервые осознать, что голод 90-х – это не шутка пришлось еще ребенком. Если ничего не путаю, я тогда ходил во второй класс, а страна лежала в экономической коме с конца лета. Слово дефолт в моей голове не откликалось чем-то страшным. Отнюдь! Я даже находил его красивым, повторял громогласно и четко, пародируя Екатерину Андрееву. Однажды даже пришел к матери с вопросом: «А что это, собственно, такое, дефолт?!». Мама безрадостно вздохнула и указала на пустеющий мешок муки, ютившийся в коридоре.
В тот вечер она пекла хлеб. Я радовался. Она плакала. По очереди мы протыкали буханку спичкой, чтобы понять степень готовности теста. Восьмилетнему мне и в голову не приходило, что все это – последняя ступень отчаяния, сойдя с которой падаешь в бездну под названием «нищета». Помню, как на следующий день спросил маму, когда мы снова приготовим хлеб? Без тени улыбки она ответила: «надеюсь, никогда». Я промолчал. Смирился и решил больше не докучать матери.
Годы спустя, я осознал ее подвиг, оценил уровень тревоги, с которым вынужденно существовали старшие. Не иметь возможности купить «Пшеничный» – показатель финансовых возможностей. Вернее, их отсутствия. Но так жили все, а значит и стесняться было нечего. Мы ели маргарин «Rama» закатывая глаза от удовольствия. Из одного кубика Gallina Blanca готовили кастрюлю супа на всю семью. Водой из-под крана разбавляли химическую пыль под названием «Yupi» и были при этом абсолютно счастливы. Мы не думали о консервантах, стабилизаторах и прочих глутаматах натрия. Просто ели, что бог пошлет. Тот самый Бог, в существование которого я так и не смог поверить…
Но кто в таком случае помог мне совершить открытие в помощь миллионам людей? Не раньше и не позже, ровно за год до начала «голодопокалипсиса» я открыл формулу идеальной подкормки, разгоняющей процессы метаболизма у растений. На первых порах это дало +12% к высоте колосьев у подопытной пшеницы. Тогда я понял, что вплотную подошел к тому, что обыватель назовет «прорывом».
Обезумевшим алхимиком я денно и нощно корпел над формулой. Идеальные пропорции меди, кобальта, железа и никеля должны были превратиться в питательную суспензию, что повысит скорость роста зерновых культур. В теории это означало невиданное: вместо одного урожая за лето собрать целых два, а то и три! С такими объемами производства легко снизить стоимость зерна и доверху забить им хранилища.
Помимо всего прочего, уже тогда я понимал, что могу влиять на то, какого размера колос взойдет в лучах моей УФ-лампы. Коллеги-аспиранты не скупились на шутки, говорили, что в Чернобыле этот вопрос решили без всяких удобрений… Но я лишь отмахивался: «Поживем —увидим!». Дело оставалось за малым, найти инвестора, что поверит в мой стартап, такого же визионера, как вариант – авантюриста, не страшащегося рискнуть.
Забавно, но все случилось даже раньше, чем в самых смелых мечтах! В один прекрасный день на меня вышли серьезные люди, представители научно-технического центра «Заслон». Сначала я подумал, что это розыгрыш и бросил трубку. Но звонок повторился. Меня пригласили на встречу, а я, растерявшись, подтвердил ее тотчас. Когда же в виртуальный почтовый ящик упали билеты на Сапсан, я понял: шутки кончились, а деваться уже некуда, да и незачем. Выпив противотревожное, я отправился в Питер. Как оказалось, навстречу судьбе.
Переговоры оказались недолгими. Меня, вчерашнего студента-мечтателя, взяли под крыло. Личная лаборатория, неограниченный бюджет и полный творческий контроль – я впервые почувствовал себя взаправдашним ученым, каких видишь лишь в кино… Несколько раз я пытался выяснить, каким образом в «Заслоне» узнали обо мне и почему вообще дали шанс, но куратор Тихон лишь премило улыбался и повторял: «Мы беспрестанно ищем таланты. Считай, что тебе повезло».
Пространный ответ не удовлетворял любопытства, но его было достаточно, чтобы трудиться дальше. Казалось, спешить некуда, экспериментируй, да набивай руку… Но вскоре стало ясно: мои изыскания – не просто благо в теории, а один из немногих реальных способов противостоять беде. Все это время мы готовились. Превентивно искали решение грядущей проблемы. Гуманитарной катастрофы, если быть точным. То, с чем пришлось столкнуться всего восемь месяцев спустя, до смешного напоминало последствия 1816-го. Того самого года, когда не случилось лета.
Можно долго спорить о причинах кризиса: изменения климата, военные конфликты или банальное перенаселение? Но какой в этом смысл, если по Земле шагает голодный мор, а правительства крупнейших стран беспомощно разводят руками? В каком-то изощренном смысле это даже кажется забавным. Столкнуться с похожей бедой! В 21-м веке! Перед глазами всплывают картинки бульдозеров, давящих испанские помидоры и дорогущие сыры из Франции. Хотя, черт с ними, с бульдозерами! Сколько раз я лично оставлял блюдо нетронутым, согласившись на полную тарелку из вежливости где-нибудь в гостях…
Да, возможность питаться регулярно и при этом хорошо воспринималась как данность. Подумать только, у потомков блокадников в лексиконе появились язвительные выражения вроде «бухенвальдский крепыш» и «голодающий с Поволжья». Но куда подевались все шутники, когда полки в магазинах опустели? Как верно подметила Регина Спектор: «No one laughs at God in a hospital. No one laughs at God in a war. No one's laughing at God when they're starving or freezing or so very poor…». Всем внезапно стало не до смеха. Страшное осознание того, что голод вновь оказался проблемой, большой серьезной проблемой, от которой не избавиться по щелчку пальцев, накрыло целые континенты. В день, когда слухи подтвердили на официальном уровне, я мысленно вернулся в детство. А еще – вновь задумался о Боге. Если его действительно нет, то кто руководил мной в желании бороться с угрозой, о которой не было известно?
