– Приветствую тебя, о Величайший и Могущественнейший, да будут долги годы твои и крепко здоровье твоё. Да снизойдёт на тебя Божественная благодать, и наполнятся счастьем думы твои. Позволь твоему верному слуге сообщить о том…
Мы находились в просторной, богато убранной комнате. Стены до самого потолка покрывали искусно выполненные фрески, плавно переходящие одна в другую. На пушистые цветастые ковры под ногами, причудливым узором падал свет из арочных окон, забранных частой резной решёткой. В воздухе стоял слишком резкий, для моего носа, аромат каких-то восточных благовоний, исходивший от двух курительниц, установленных подле изящной кушетки. На ней возлежал (другого слова и не подберёшь) скорхарец весьма «бодипозитивного» телосложения и снисходительно разглядывал распинающегося перед ним Абу ир-Земаха.
Этот толстяк в накинутом на голое тело золотистом халате, деланно лениво переводил взгляд с мага на меня и обратно. Однако стоило отдать ему должное, в отличие от собственного мажордома, сам он ничем на евнуха не походил. В его крупных слегка навыкате, тёмных глазах читался недюжинный и расчётливый ум, тщательно скрытый за толщей высокомерия и властолюбия. Салгобар ир-Назред шад Северной провинции Скорхарии, а это был именно он, очередным обманчиво медлительным, но цепким и колючим взглядом осмотрел всю нашу компанию и остановил его на мне. Я, несколько выбитый из колеи роскошью дворца и присутствием венценосной особы, переступил босыми ногами под пристальным взглядом хозяина этого самого дворца, звякнув своими цепями. И этот звук словно вырвал мой разум из волшебства восточной сказки, разбудив внутри злость за все пережитые мной унижения.
Меня заковали в эти чёртовы цепи и три недели везли в клетке по степи и пустыне, протащили, на потеху населению, через весь город, и только чудом толпа не успела закидать меня камнями. Нет, их чувства по отношению ко всему моему виду понять очень легко, но лично я-то ещё ни в чём перед ними провиниться не успел! И, тем не менее, именно я вынужден стоять тут сейчас, корча из себя смирение и готовность искупить вину, а какой-то золочёный хмырь таращится на меня, как на вошь в одеяле. Да, не пошёл бы он на хрен! Я выпрямился, насколько позволяли цепи, и уставился с вызовом в глаза шаду. В его взгляде на миг мелькнуло удивление, всего на мгновение, и он снова стал безразличным. Перед зеркалом говнюк тренируется что ли?
В этот момент маг закончил свой велеречивый доклад и, склонившись, замолк в ожидании реакции августейшей персоны. Некоторое время в комнате стояла мёртвая тишина.
– Что же, Аба ир-Земах, ты хорошо справился с порученным тебе заданием, – одобрительно кивнул шад. Громадный рубин в тюрбане на его голове сверкнул в рассеянном свете. – О твоей награде тебе сообщат позже, а сейчас я хочу знать, кто этот кандальник, которого ты притащил в мой дворец?
– Это мой подарок тебе, о Справедливейший, – снова склонился в поклоне маг. – Он вампир. Мы поймали его в…
– Вампир? Хм.…Очень интересно, – задумчиво протянул шад. – И зачем он мне? Не думаю, что от него будет много проку. Они у нас быстро дохнут.
– Уверен, о Мудрейший, ты сможешь найти ему достойное применение.
– Да?… Эй, вампир! – обратился уже ко мне хозяин дворца. – Что ты умеешь делать?
– Пить кровь, – нахально заявил я, растягивая свою улыбку во все двадцать зубов. Дёргать тигра за усы, было однозначно не самым разумным поступком, но в моём подсознании внешность шада с тигром никак не ассоциировалась, да и скрытое раздражение всех предыдущих дней внезапно накатило, требуя выхода. Краем глаза я заметил, как ир-Земах в отчаянии закатил глаза.
Шад глянул на стоящего подле меня воина, и тот, уловив желание своего повелителя, коротко, без замаха заехал мне древком копья в живот. Я, не в силах устоять от пронизавшей меня боли, упал на колени.
– Ты стоишь перед Величайшим Шадом Салгобаром ир-Назредом, – влез жирный евнух. – Изволь оставаться на коленях в его присутствии, грязный вампир, и отвечать вежливо и смиренно.
Сука! Я тебе покажу на коленях и смиренно! Клыки непроизвольно щелкнули и удлинились, на паре нижних выступило по небольшой капельке яда, скатившихся мне на язык. Встав на одно колено, я попытался подняться на ноги и тут же застыл скованный заклинанием мага.
– Отведите его в Дом Искупления и посадите на кол, – скучающим голосом произнёс шад.
– О, Милосерднейший, дозволь сказать, – поспешил привлечь к себе внимание склонившийся ир-Земах.
«Милосерднейший» скривился, но махнул рукой, разрешая.
– Я по-прежнему уверен, что ему можно найти применение, Умнейший, – маг не поднимал глаз от пола. – Этот вампир очень ловок и силён. На нас в пути напала мантикора, – толстый евнух приподнял одну бровь, – и он оторвал ей хвост голыми руками, сидя в клетке.
Тут уже бровь приподнял и шад.
– А позже он спас многих из нас от василиска, вовремя подняв тревогу, – не унимался маг. – Он даже подружился с нашим главным разведчиком и охотником. Эльфом!
Шад сел на своей кушетке и с интересом уставился на меня. Задумчиво помолчав пару минут, он снова разлёгся.
– Кто у нас сейчас есть в ямах?
– Ламия, пяток волков, парочка саблезубов, десяток кивсяков, мантис … – начал перечислять мажордом, но шад прервал его движением руки:
– Вампир, я дам тебе последний шанс доказать свою полезность, посмотрим какой ты изворотливый и умелый.
Я, скованный заклинанием, мог только вращать глазами.
– Отвести его в Дом Искупления, – повторил шад евнуху, – надеть маску и выпустить двух волков. Если выживет, подумаем о его дальнейшей судьбе.
Ир-Земах снял своё заклинание и сделал мне страшные глаза, чтоб я не дёргался. Мажордом снова повёл всех нас за собой, но уже другой, ещё более запутанной дорогой. Один раз даже спустились по длинной лестнице на подвальные этажи. Живот здорово болел, и я еле плёлся, гремя цепями. В итоге мы пришли в какое-то помещение, больше всего походившее на тюрьму и зоопарк одновременно. По обеим сторонам мрачного сводчатого коридора располагались ряды крепких дверей с небольшими окошками. Судя по расстоянию между ними, камеры своих узников размерами совсем не баловали. В дальнем конце коридора за массивной, окованной бронзой дверью, начиналось отделение для животных, а так же тех, кого тут считали таковыми. Вся передняя стена каждой здешней камеры представляла собой толстую металлическую решётку с прорезанной в ней дверью такой ширины, что сквозь неё можно было протащить, наверное, и носорога. В одну из таких меня и завели, заперев аж на два засова. Я огляделся. Сырые каменные стены, гнилая солома на полу, ещё одна решётка вместо дальней стены. Омерзительный запах тлена и отходов жизнедеятельности энтузиазма определённо не прибавлял.
