Голова с глухим стуком упала на деревянный помост и покатилась, словно яблоко, сорвавшееся с ветки. Каждый новый оборот заставлял ее подпрыгивать при соприкосновении носа с нестругаными досками. Крови почти не было. Темная дыра горла блестела от алой влаги, скудно сочащейся сквозь идеально ровные края мастерски выполненного разреза.
«Симпатичный мальчик», – машинально отметил Дарьян, бросив беглый взгляд на совсем еще детское лицо, равнодушно смотрящее на своего палача.
В стеклянных глазах замерло любопытство, игриво прячущееся под длинными белесыми ресницами.
Власенка привычным движением ухватила голову за шелковые кудряшки и бросила в корзину.
Дарьян поднял глаза к небу, вглядываясь в сумрачные завихрения вечерних облаков. Он чувствовал, что боги готовы его слушать, но не мог сформулировать адресованное им послание.
Колдун с досадой опустил лицо, невольно уткнувшись в истлевшую ткань одежды. В нос ударил резкий запах разлагающегося тела, вытолкнувший из желудка тугой комок, остановившийся в горле.
Дарьян удивился, что ему противен собственный запах. Раньше он такого не замечал.
Усталость, мешавшая ему жить последние годы, ощущалась необычайно ясно, став на мгновение единственным воспринимаемым чувством. Колдуну наконец-то удалось сформулировать просьбу, адресованную богам, отображающую его единственное желание: «Заберите меня отсюда!»
Дарьян устал жить. Он давно сбился со счета череде однообразных лет, забыл свое детство и юность. Он помнил себя только старым, вонючим и страдающим от невозможности умереть.
«Преемник! – раздался в голове хор голосов, переплетающийся различными интонациями и тембром, от женского писка до трубного баса. – Тебе нужен преемник. Грядут темные времена. Мы все в опасности. Найди достойного и покойся с миром».
Дарьян вновь опустил голову. Задача казалась невыполнимой. Много лет он искал для себя достойную замену, но все старания были напрасными.
– Будьте вы прокляты! – Колдун швырнул первым вечерним звездам крик отчаяния, понимая, что ему ничего не грозит, как бы он ни оскорблял богов.
Дарьян стоял, широко расставив ноги, упираясь босыми ступнями в теплую землю холма, насквозь пропитанного кровью жертв. Нестриженые ногти, напоминавшие когти животного, прочертили среди редких травинок глубокие борозды. Руки, вознесенные в направлении звезд, торчали из лоскутов истлевшей ткани кривыми ветками, покрытые буграми и нарывами, в которых кое-где копошились белесые черви. Дарьян сжал костлявые пальцы в кулаки, похожие на переплетение корней благодаря многочисленным трещинам и морщинам.
Колдун почувствовал, как в него, словно в пересохшую землю, впитывается энергия земли, воды, воздуха и огня, переполняя его, готовая разорвать на куски. Вместе с криком, от которого замерли все обитатели капища, в мир вырвался призыв, разносящийся незатихающим вихрем во все стороны.
– Услышь меня преемник, – прошептал, слабея, Дарьян.
* * *
Серая тень неясыти парила бесформенным пятном, нарушая гармонию звездного узора. Привычный для птицы лес остался далеко позади. Огромные влажные глаза затуманились пеленой страха, но сова продолжала лететь над спящим городом. Один-два взмаха могучих крыльев, глухо шелестящих в тишине, – и вновь беззвучное скольжение…
Людское поселение сверху выглядело гигантским насекомым, раскинувшим во все стороны щупальца улиц. Приклеившиеся друг к другу усадьбы ремесленников и торговцев, обнесенные деревянным частоколом, сменялись огромными теремами знатных жителей, похожими на маленькие крепости.
Город спал, погруженный во тьму. Только в одном месте, возле корчмы, слышен был шум и веселье.
Из распахнувшейся двери с вырвавшимся на улицу хором разномастных голосов вывалился невысокий крепкий мужчина в добротной одежде, выдававшей состоятельного горожанина. Он был пьян.
– Святослав, ты куда? – раздался зычный голос из открытых дверей, заглушающий гвалт питейного заведения.
Человек, названный Святославом, отрешенно махнул рукой и побрел нетвердой походкой прочь.
Дверь корчмы со стуком захлопнулась, скрывая за собой свет и шум, вновь погружая округу во мрак.
Близкая человеческая речь вызвала у совы смятение. Изобилие зданий смущало птицу. Неясыть крутила головой, выискивая нужный путь. Привычное к темноте зрение ночного жителя различало на земле отъевшихся на человеческих объедках мышей. Желудок призывно урчал, хотелось броситься вниз и насладиться едой, но крылья против воли делали пару очередных взмахов, и массивное тело совы продолжало планировать над людскими строениями…
Мощенные камнем улочки, напоминавшие с высоты паутину, сходились к центру города, где пряталась под защитой стен внутренняя крепость – детинец.
Осознание того, что улицы помогут разобраться среди лабиринта, создаваемого домами, прекратило возникшую у совы панику. Полет становился ровнее и уверенней.
Неясыть искала терем княгини Ольги. Самое крупное в городе каменное сооружение. Назойливое ощущение его близости не давало желанного покоя. Лихорадка ожидания, казавшегося бесконечным, проникла нестерпимым зудом в мышцы. Надежда на скорое освобождение придавала взмахам крыльев силу, помогая преодолевать сопротивление ставшего густым воздуха.
В когтях хищник держал цветущую веточку сирени. Сова, как будто осознавая свой нелепый вид, лихорадочно трясла лапами, но когти, подчиненные чужой воле, свела непривычная судорога, которая не позволяла избавиться от глупого растения.
Большие здания стали попадаться все чаще. Приближался детинец.
Внезапно появилось ощущение, что пристальный взгляд зацепился за серое тело птицы и сопровождает его на протяжении дальнейшего пути. Как будто невидимая нить затянулась на толстой шее совы и крепко держит.
Неясыть кинулась вниз, потом взмыла вверх, попробовала метаться из стороны в сторону, но невидимая нить не отпускала. Смирившись с магическими оковами, птица ускорила свой полет.
Белые стены нужного здания возникли из темноты лунным призраком.
Радостное чувство близкого завершения пути, восторг приближающейся свободы охватили неясыть. Гордая птица ловко маневрировала между ажурными башенками терема княгини, разыскивая место, где должен был окончиться полет.
Окно, подсвеченное слабым огоньком, появилось внезапно на неудобной высоте, и сова неуклюже плюхнулась на подоконник.
Перед ней стояла молодая женщина.
Длинные русые волосы, сплетенные на скорую руку в небрежную косичку, обрамляли миловидное, ничем не примечательное лицо. Вздернутый нос и озорные, с прищуром, глаза придавали лицу мальчишеский вид. Сарафан, поверх белой льняной рубахи без пояса, говорил о поспешности при одевании.
