Роман Кацман - Высшая легкость созидания. Следующие сто лет русско-израильской литературы

Высшая легкость созидания. Следующие сто лет русско-израильской литературы
Название: Высшая легкость созидания. Следующие сто лет русско-израильской литературы
Автор:
Жанр: Литературоведение
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2021
О чем книга "Высшая легкость созидания. Следующие сто лет русско-израильской литературы"

Новая книга Р. Кацмана продолжает и дополняет предыдущую («Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы 1920-2020»), увидевшую свет в 2020 году в серии «Современная западная русистика». На обширном материале автор рассматривает основные мифологемы современной русскоязычной литературы Израиля, а также предлагает новый взгляд на мифотворчество. В книге представлены как знаменитые, так и менее известные, но яркие писатели: Э. Баух, Н. Вайман, А. Гольдштейн, Л. Горалик, Н. Зингер, Д. Клугер, Л. Левинзон, А. Лихтик-ман, Е. Макарова, Е. Михайличенко и Ю. Несис, В. Райхер, Д. Рубина, Д. Соболев, А. Тарн, Я. Цигельман, Я. Шехтер, М. Юдсон. Это книга о том, как русско-израильская проза отвечает на главные вопросы времени, создавая мифы о чудесной встрече и повседневной праведности, о катастрофе и спасении, о жертве и основании, о городах и империях.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Бесплатно читать онлайн Высшая легкость созидания. Следующие сто лет русско-израильской литературы


Опубликовано при поддержке фонда имени Ицхака Акавъягу кафедры еврейской литературы Бар-Иланского университета


В оформлении использована картина Елизаветы Михайличенко


© Р. Кацман, текст, 2020

© Е. Михайличенко, иллюстрация обложки, 2008

© Academic Studies Press, 2020

© ООО «Библиороссика», оформление и макет, 2021

Введение

Многие считают, что мифы – это то, во что мы верим без доказательств и проверки. При этом для одних это воплощение лжи, а для других – истины. Однако и те, и другие неправы, да и сам принцип доказательности также историчен и соответственно изменчив, как и любые другие понятия. Так, например, в раввинистической мысли, в средневековой христианской схоластике или в каббале существуют развернутые системы правил доказательности, мало похожие на принцип доказательности в современной науке. Кроме того, большинство из нас верит утверждениям наук, в которых мы некомпетентны, поскольку не в силах проверить их выводы или понять их доказательства; в этом случае мы основываемся лишь на принципе экстраполяции доверия внутри сообщества, объединенного общими целями и этосом. Таков, например, хорошо известный и плохо объяснимый эффект квантовой запутанности, однако только радикальные скептики или борцы с научным мировоззрением могут считать его мифом. Столь необязательное и расточительное употребление этого старинного и почтенного понятия, хотя и стало нормой, не может удовлетворить тех, кто зачитывался «Поэтикой мифа» Е. М. Мелетинского или «Тысячеликим героем» Д. Кэмпбелла [Кэмпбелл 1997]. Разные ученые видят миф по-разному, иногда вполне противоположным образом, как, например, М. Элиаде, связавший миф с повторением прошлого [Элиаде 1998], и Г. Блюменберг, указавший на его направленность в будущее [Blumenberg 1990], но они сходятся в одном: мифы – это то, что мы рассказываем и слушаем с удовольствием, потому что они кажутся нам красивыми, сильными, интересными и достойными рассказа.

Мифы не имеют силы вне эстетического измерения. И все же не оно само по себе служит необходимым основанием их существования в культуре, психологии, искусстве. Оно имеет свою, более глубокую причину. Миф служит источником непроверяемого и недоказуемого знания, полученного из известного источника и не извлекаемого из любых других источников. Именно эта эксклюзивность, или уникальность, познания, в сочетании с его кажущейся легкостью, поддержанная авторитетностью самого источника, заслуживающего доверия, становится главной причиной получаемого от мифа удовольствия. Миф – это способ достижения результата без усилия, отмена работы, праздник, кратчайший путь к счастью. Этот результат всегда отвечает нашей фундаментальной потребности в справедливости и разумности существования, несмотря на заключенные в нем трагизм и боль. Внезапное и нетрудное, обоснованное, хотя и не всегда заслуженное познание справедливости мы обычно и называем чудом, и именно оно является главным источником наслаждения от мифа. Этот достаточно общий взгляд объединяет и психологический подход, когда миф понимается как познание себя, и социологический подход, в котором миф – это познание общественных структур. Он снимает противоречие между доверием к мифу как способу порождения смысла и полезного порядка, с одной стороны, и подозрением его в манипулировании смыслами ради мнимого и не всегда желательного порядка – с другой.

Как объединить в одной концептуальной раме понимание мифа как истины и как лжи, как познания и выдумки? Миф – это форма знания, находящаяся в постоянном становлении[1]. Знание же – как научное, так и ненаучное – это не истина и не ложь, не идея и не опыт, а приписывание вещам значений; это удовлетворительный – в когнитивно-адаптивном плане – дискурсивный ответ на вопросы, почему то значение, что есть, именно таково, каково оно есть, или как появилось данное значение, данный знак. Миф, в отличие от науки, это эксклюзивный ответ на этот вопрос, удовлетворительность которого не зависит от формы и количества труда, вложенного в его поиски. Миф – это всегда ответ на вопрос о возникновении знака, когда его смысл, да и само его существование не воспринимается как очевидная данность. Например, это может быть знак добра или зла. Тогда этот вопрос принимает форму этики: что хорошо и что плохо? Однако, в сущности, это тот же самый вопрос, потому что ответ на него зависит от ответа на вопрос, как и почему, из какого источника, в каком событии появился знак, обозначающий добро или зло, и почему он таков, каков он есть. Либо это может быть знак целесообразности или дезориентации, достоинства или низости, любви или ненависти. Выбор подходящего, убедительного нарратива всегда будет следствием риторического (читай – мифотворческого) акта, в котором раскрывается тайна происхождения этого знака. Миф – это теория о происхождении знака в конкретном историческом событии. В традиционной теологической семантике такое событие и называется чудом.

Понятие чуда легло в основу определения мифа, данного А. Ф. Лосевым в его труде 1930 года «Диалектика мифа» и являющегося по сей день наиболее точным и емким: миф есть чудесная личностная история, данная в слове, где чудо – это реализация трансцендентальной цели личности в эмпирической истории [Лосев 1991:169]. Если продлить это лосевское понятие трансцендентального за пределы религиозного мышления, то его можно понять в упомянутом выше смысле как уникальное знание, полученное без труда из эксклюзивного источника. Именно его непредсказуемое воплощение в полной тяжкого культурного и психологического труда исторической реальности и вызывает то удивление и тот восторг, которые обычно сопровождают наше восприятие рассказов о чудесном, то есть мифов. В мифе личность становится сама собой тем особым способом, который больше нигде ей не доступен, а рассказчик и слушатель мифа обретают то знание об этой личности и то понимание ее пути, которые не могут быть приобретены больше нигде. Конструирование эксклюзивности есть основная функция мифотворчества, вне зависимости от того, понимается ли миф как правда или ложь и понимается ли личность как нуминозное существо[2] или как субъект, действующий в истории. В силу этого мифотворчество одинаково свойственно не только священным писаниям всех религий, но и литературе – религиозной и светской, древней и современной. Именно мифотворчество служит одним из главных источников удовольствия, получаемого от литературы, а привносимое им трансцендентальное измерение – одним из основных факторов ее уникальности.

До тех пор, пока литература остается источником эксклюзивного знания, то есть того, что заключено в создаваемых ею мифах, она сохраняет свой культурный и социальный статус и вызывает интерес читателей, интеллектуалов и ученых. То высочайшее положение, которое занимала литература в России Серебряного века и позднее в Советском Союзе в 1960-80-е годы, объясняется именно тем, что она транслировала те мысли и тот опыт, которые нельзя было почерпнуть ни в газетах, ни в научных и философских трудах. Изменилось ли это положение дел в 1990-х годах? Возможно ли, что литература, а вместе с ней и филология утратили свое высокое положение вследствие беспрецедентного развития электронной коммуникации, а также в результате культурной критики, которая начиная с середины XX века систематически дискредитировала мифическое начало? Вышедшая в 1957 году книга Р. Барта «Мифологии» [Барт 2019] и по сей день является настольной книгой новых иконоборцев. В то же время полемический пафос аналитической главы этой книги «Миф сегодня» следует понимать буквально: он отражает «сегодняшние», то есть 1950-х годов, политические тенденции. Модель мифа, предложенная Бартом, слишком упрощена, и понять причину ее чрезвычайной живучести можно только в контексте социально-политической популяризации его мифоборческих идей. Определяя силу литературного слова как «нулевую степень письма» [Барт 2008], то есть как предельную экспликацию его политического сопротивления всегда лживой данности, Барт и его единомышленники обрекали литературу на перманентную, но оттого не менее бессмысленную революционность. Ценность революционного знания неизбежно снижается одновременно с девальвацией самих революционных идей. При этом непреходящую ценность имеют некоторые другие, не революционные, виды знания, сила которых тем не менее также состоит в переосмыслении обманчивой видимости, в освобождении от наркотических паров данного, готового, само собой разумеющегося, которые во все времена, у всех народов и при любых режимах замутняют сознание и создают его суррогатных двойников. К таким видам знания относится прежде всего наука. Но относится к ним и мифотворчество, и поэтому бартовская критика мифа была во многом контрпродуктивна и саморазрушительна. Отказав мифическому в праве на освобождение и просвещение, Барт отдал его на откуп деструктивной иррациональной парадигме непознаваемости реальности и бессмысленности познания, окончательно победившей в постмодернизме.


С этой книгой читают
В книге рассматривается одна из особенностей русско-израильской литературы последних ста лет: поиск ответа на главный вопрос современности – что есть реальность? Уникальная традиция этой литературы вырабатывает сложные формы трансформации своей двойной культурной непричастности в тот парадоксальный философский реализм, который лишь сегодня, с высоты усвоенного и оставленного позади опыта постмодернизма, может быть осмыслен вполне. В то же время,
Книга поможет старшеклассникам приблизиться к русской лирической поэзии, глубже осознать художественные миры поэтов, создававших свои произведения в разные исторические эпохи. В этой книге при рассмотрении лирических стихотворений особое внимание уделяется символическим образам. Это Муза, душа, портрет, небо (луна, солнце, звёзды, рождественская звезда), снег, земля, дом, лес, море, поезда, мгновение, век, музыка. Примечательная особенность издан
Собраны очерки Даниила Федоровича Петрова (псевдоним Владимир Рудинский; Царское Село, 1918 – Париж, 2011), посвященные русской художественной и публицистической литературе, а также статьи по проблемам лингвистики. Тексты, большинство которых выходило в течение более 60 лет в газете «Наша Страна» (Буэнос-Айрес), а также в другой периодике русского зарубежья, в России публикуются впервые.
Учебное пособие «Проблемы формирования духовно-нравственной культуры в произведениях русской художественной литературы» может рассматриваться в качестве дополнительного учебного материала к дисциплинам «Культурология», «Частные теории культуры», «Основы культурной политики». В нем раскрыты возможности русской классической литературы для решения современных проблем духовно-нравственной культуры, связанных с поиском смысла жизни, духовно-нравственн
Впервые под одной обложкой собраны литературоведческие работы известного петербургского поэта, лауреата Григорьевской премии 2011 г., представляющие собой не только превосходно написанные эссе, но и новаторские научные статьи, знакомство с которыми сулит читателю отнюдь не локальные открытия. Статьи об известных (В. Маяковский, Н. Гумилев), а также незаслуженно забытых и полузабытых писателях первой трети ХХ века. Особо следует отметить очерк «Мн
Новые стихи автора и лучшая лирика прошлых лет. Свет любви, море чувств и спасение утопающего. О счастье быть. Читаем сердцем.
Он спас ее и получил срок в тюрьме. Она полюбила того, кого любить нельзя. Дочь шерифа, полюбившая преступника. Герой вне закона. Они встретятся снова, и страсть закружит их в своем танце…
В книгу вошли произведения автора, написанные в 2018 году: пейзажная, любовная, гражданская лирика, иронические зарисовки и исторические баллады, а также стихотворения для детей.
Когда ты начнешь пользоваться этим календарем в течении всего года, то твой доход увеличится гарантированно. Как это работает? Ты просто запрограммируешь свой мозг.