Карен Арутюнянц - Я плюс все

Кто же виноват?! Никто не виноват. Просто я люблю играть в футбол.

Не ПРОСТО люблю, а с ума схожу, если не погоняю мяч перед школой или после школы.

С ума схожу!

Я бы целый день гонял мяч, но школа и всё другое отнимают столько времени!

Ничего не поделаешь.

Даже во сне я в футбол играю. И так это у меня здорово получается!

Женька-Пузырь сказал мне однажды:

– Клёво ты в футбол играешь! Как псих.

Я играю в футбол до самого-самого, до потери сознания. Когда сердце в голове колотится и готово выпрыгнуть из ушей!..

Уже все разбегутся по домам или в школу, а я ношусь по пустырю и не отпускаю кого-нибудь одного, чтобы голы забивать, ну, пока не заорёт:

– Псих! Я – всё! Не могу больше! Я пошёл!

Только тогда и отпускаю. А потом сам мчусь в школу. Или домой иду, если это суббота или воскресенье. Усталый такой иду. Счастливый. Хорошо!

Приду домой, а там мама, папа, телевизор, ужин, яблоки. Книжки.

Я книжки люблю. Мне их папа из библиотеки приносит. С работы. Он работает в аэропорту. Инженером. Каждую неделю приносит – про животных, про приключения, про путешествия.

В основном я читаю книжки перед сном. И даже иногда ночью, под одеялом, с фонариком. Днём, конечно, тоже читаю. Когда не играю в футбол. И на уроках.

Сейчас вот сижу на уроке труда и читаю про мушкетёра д’Артаньяна.

Я свою железяку уже отполировал как следует – напильником-драчуном. И сижу себе, читаю. Всё равно учитель курить ушёл.

Интересная книжка! Я такие люблю:

– Убейте меня, если хотите! Я ничего не скажу!

Д'Артаньян поднял её, охватив рукой её стан. Но, чувствуя, как тяжело она повисла на его руке, и понимая, что она близка к обмороку, он поспешил успокоить её, уверяя в своей преданности. Эти уверения ничего не значили для госпожи Бонасъе: такие уверения можно расточать и с самыми дурными намерениями…

Это точно! Клясться можно в чём угодно. Но д’Артаньян никогда не обманет! Он честный. Это же д’Артаньян, а не какой-нибудь пройдоха кардинал!

Вот у меня приятель – Федя Федотов. Он врёт и не краснеет.

Он говорит сегодня на большой перемене:

– Ты мне друг?

Я говорю:

– А что?

Он говорит:

– Я такое знаю! Про Ирку Демьяненко!

Я говорю:

– Что знаешь?

Он говорит:

– Она на балконе загорает!

Я говорю:

– Ну и что? Я тоже загораю.

Он говорит:

– Да она ТАК загорает!

Я говорю:

– Как – так?

Он говорит:

– Без ничего! Голая!

Я говорю:

– А ты видел?

Он говорит:

– Видел, в бинокль! В полевой! В отцовский!

Я говорю:

– Врёшь!

Он говорит:

– Чтоб мне лопнуть!

Я говорю:

– Ну да! Лопнешь ты!

Он говорит:

– Значит, не веришь?

Я говорю:

– Не верю!

Он говорит:

– А я вру, да?

Я говорю:

– И не краснеешь!

Он говорит:

– Приходи завтра.

Я говорю:

– Зачем?

Он говорит:

– Сам увидишь.

Я говорю:

– Что?

Он говорит:

– Ты приходи, приходи…

И ушёл в буфет, посвистывая.

Я поискал глазами Иру Демьяненко.

Она стояла у окна и наблюдала за воронами.

Вороны дрались на ветке. Кричали.

Вдруг Ира обернулась и поймала мой взгляд. Видно, почувствовала, что я смотрю на неё. Улыбнулась.

У меня почему-то всё внутри съёжилось, но я тоже улыбнулся в ответ. Ужасно глупо улыбнулся. Мне показалось, не улыбнулся, а скорчил рожу.

Ира Демьяненко сказала:

– Какие смешные вороны! Они похожи на вас.

– На кого? – спросил я.

– На тебя, на Женьку, на Федотова. Когда вы играете в футбол.

Я уставился на ворон и подумал: «Ничего они не похожи на нас!»

Я хотел ответить Ире Демьяненко, но она куда-то подевалась, как футбольный мяч во сне, когда хочешь по нему ударить, а он внезапно исчезает, и ты бегаешь по полю совсем один, а мяча всё нет и нет.

После уроков мимо меня прошёл Баран и дал подзатыльник. Мне. За что?!

У меня потемнело в глазах. От негодования.

Я схватил Барана за рукав, кричу:

– Пусти меня! Пусти!

Сам не понимаю, что говорю. При чём тут: «Пусти!»

Баран старше меня года на три. Он учится в восьмом классе, хотя должен быть в девятом, потому что оставался когда-то там на второй год. Он здоровый, как лось, рыжий, с виду добродушный, но злой на весь мир и цепляется ко всем, кто младше или слабее. Я – младше.

– Вали! – отмахивается Баран. – Кому сказал!

Я не отпускаю его рукав. Что-то мычу.

Баран смотрит на меня бесцветными глазами и замахивается, чтобы ударить.

Я думаю: «Вот это кулак!..»

Кулак у Барана огромный и красный, в каких-то пятнах. Обидно получить таким отвратительным кулаком по собственной голове.

Я уже представляю, как у меня из носа кровь идёт…

– Отпусти, – неожиданно раздалось сзади.

Баран посмотрел на того, кто это сказал, а потом с ухмылкой произнёс:

– Так это не я его тяну… Ты чего, не слышал?

Последние слова Барана были обращены ко мне.

– Говорю, вали!..

Баран выдернул локоть из моих побелевших пальцев и сплюнул:

– Чего пристал?

А потом ушёл как ни в чём не бывало.

Я наконец-то взглянул на своего спасителя. Снизу вверх. Причём сильно вверх.

Спаситель оказался выше меня на две головы. Не меньше. Странно, раньше я его никогда не встречал.

Я сказал:

– Спасибо.

– Да не за что, – ответил спаситель. – Если что, зови. Я из десятого «а».

– Ладно… А как вас… тебя зовут?

– Гошей нас зовут. А вас?

– И меня, – обрадовался я.

– Чудесно! – ответил Гоша. – Ну пока! Привет бабушке!

Я засмеялся. Вот это парень! Сразу видно, настоящий! Таких – НАСТОЯЩИХ – в моей жизни не много. В книжках они есть. В каждой книжке обязательно наберётся человека два-три, а то и четыре.

Вон как в «Трёх мушкетёрах»…

– Д'Артаньян прав, – сказал Атос. – Пойдём умирать, куда нас посылают. Стоит ли жизнь того, чтобы так много спрашивать! Д'Артаньян, я готов идти за тобой.

– И я тоже! – сказал Портос.

– И я тоже! – сказал Арамис. – Кстати, я не прочь сейчас уехать из Парижа. Мне необходимо развлечься.

– Развлечений у вас хватит, господа, будьте спокойны, – заметил д’Артаньян.

– Прекрасно. Когда же мы отправляемся? – спросил Атос.

– Сейчас же, – ответил д’Артаньян. – Нельзя терять ни минуты…

…Вечер. Я бегу из школы домой. Прыгаю через лужи.

Скоро придёт настоящая осень: с нудными дождями, со слякотью. И нельзя будет играть в футбол. Я-то в футбол могу играть в любую погоду. Но остальные…

Да… Без футбола мне хана. Хана мне без любимого футбола.

Конечно, я и один могу бегать с мячом по раскисшему пустырю, но разве ж это футбол? Что я, монах, что ли?

Эх! Осень, осень!.. Жить бы в Африке! Там осени нет. Сплошное лето…

У самого дома я слышу крики, удары по мячу и даже… Кто-то свистит в настоящий судейский свисток!

Я обежал дом и увидел на пустыре пятерых незнакомых ребят старше меня. Класса из девятого-десятого.

Четверо били по мячу как угодно: и ногами, и головами, и не давая ему упасть на землю, а пятый при каждом ударе пронзительно свистел в свисток. Иногда вместо свиста раздавалось то ли бульканье, то ли шипение, и тогда остальные смеялись и кричали: