Я совершила ошибку. Теперь-то ясно.
И все только из-за услышанного тогда в поезде. Послушайте, по правде говоря – каково было бы вам?
До того случая я вовсе не считала себя ханжой. Или наивной. Ладно, ладно, я получила довольно обычное – можете сказать, безмятежное – воспитание, но… господи, посмотрите на меня. Я немало пожила, немало знаю. В плане морального поведения довольно средняя по шкале Рихтера, – поэтому меня так потрясло то, что я услышала.
А ведь казались славными девчушками!
Конечно, не стоило мне слушать чужие разговоры. Но как ничего не слышать в общественном транспорте, скажите на милость? Одни стрекочут в свои мобильники, другие начинают говорить громче, чтобы их расслышал сосед…
Наверное, я не влипла бы в эту историю, будь у меня книга поувлекательней. Увы, к моему величайшему сожалению, я купила книгу по той же причине, по которой купила журнал с ветрогенераторами на обложке.
Я где-то читала, что человека к сорока годам больше должно беспокоить то, что он думает о других, чем то, что думают о нем. Почему же у меня до сих пор все не так?
«Хочешь купить журнал “Хелло”, так покупай, Элла». Плевать, что подумает скучающая студентка за кассой.
Куда там!.. Я покупаю какой-то экологический журнал и поучительную биографию; и к тому моменту, как в Эксетере в вагон входят два молодых человека с черными пластиковыми пакетами, я уже маюсь от скуки.
И вот вопрос. Что придет вам в голову при виде входящих в вагон двух парней, каждый с черным пластиковым пакетом – с неизвестным содержимым? Я сама мать подростка, спальня которого подпадает под закон об охране труда и здоровья; и внутри себя просто скривилась: «Ну, конечно, даже сумок приличных не нашли».
Шумные и возбужденные, парни едва успели на поезд; напыщенный дежурный на платформе уже свистел в свисток с яростным неодобрением. Наигравшись с автоматической дверью – открылась, закрылась, открылась, закрылась; почему-то их это очень забавляло, – они уселись на места у багажных полок. Однако, заметив двух подруг из Корнуолла, многозначительно переглянулись и двинулись по вагону к местам у девушек за спиной.
Я улыбнулась про себя. Понимаем. Я же не зануда, сама была молодой.
Девушки притихли и потупились, потом одна многозначительно взглянула на подругу. Да, один из парней был необыкновенно хорош собой, похож на модель или солиста мальчиковой группы. Невольно вспомнилось особое щекотание в животе. Ну сами знаете.
И я нисколько не удивляюсь, когда парни встают и симпатяга перегибается через разделяющую их спинку сиденья. «Может, принести девушкам что-нибудь из буфета? Раз уж я иду?»
Обменялись именами, немножко похихикали… Спустя два кофе и четыре пива парни пересаживаются к девушкам – и они достаточно близко, чтобы мне все было слышно. Знаю, знаю, не следовало слушать. Но не забывайте, мне скучно. А они громогласные.
Так вот. Девушки повторяют то, что я уже уловила раньше из их болтовни. Поездка в Лондон – первая самостоятельная поездка в столицу, подарок от родителей в честь окончания средней школы. Им заказан номер в недорогом отеле, у них билеты на «Отверженных», и они никогда так не волновались.
– Шутите! Никогда не ездили одни в Лондон? – Карл, похожий на солиста мальчиковой группы, изумлен. – О, Лондон коварный город, девочки. Будьте внимательны. Только такси – никакого метро после театра. Слышите?
Карл мне нравится. Он советует магазины и лавочки – и клуб, где, как он утверждает, совершенно безопасно, можно послушать приличную музыку и потанцевать после спектакля. Он записывает на бумажке название. Там у него знакомый вышибала. «Скажете, что от меня, ясно?»
Анна, та, которая повыше, спрашивает про черные пластиковые пакеты; и я тайком радуюсь, что она поинтересовалась, – мне и самой любопытно.
Выясняется… Двое молодых людей только что вышли из тюрьмы. В черных пакетах их имущество.
Молчание длится недолго. Очень быстро девушки берут себя в руки.
– Прикалываетесь?
Нет. Парни не прикалываются. Они решили быть честными. За прошлые ошибки расплатились сполна, но ничего не стыдятся.
Хотите начистоту, девочки? Карл отбывал наказание в Эксетере за физическое насилие, Энтони – за воровство. Карл просто вступился за друга, понимаете, и – положа руку на сердце – теперь поступил бы так же. К его другу цеплялись в баре, а Карл ненавидит забияк.
Я думаю над парадоксом – забияки против физического насилия; и разве у нас сажают за мелкие потасовки? – но девушки, похоже, очарованы и с милой наивностью говорят, что верность другу – это хорошо и что к ним в школу однажды приезжал парень после тюрьмы и рассказывал, как полностью изменил свою жизнь, отсидев за наркотики. Весь в татуировках. Весь.
– Ух ты. Тюрьма. Каково там на самом деле?
В этот момент я задумываюсь о своей роли.
Представляю, как мама Анны надрывается на кухне у плиты и с беспокойством спрашивает у мужа, как там их маленькая девочка, а он просит ее не волноваться по пустякам. «Они быстро взрослеют. Разумные девочки. Все будет в порядке, милая».
А я думаю, что они совсем не в порядке. Потому что Карл говорит, что правильнее нашим подружкам найти кого-то, кто хорошо знает Лондон и может их сопровождать.
Карл и Энтони намерены остановиться у друзей в Воксхолле и предвкушают грандиозную вечеринку в честь выхода на свободу. Что, если они встретят девочек после спектакля и вместе отправятся в клуб?
И я решаю, что должна позвонить родителям девочек. Они упоминали название деревни. Анна живет на ферме. Не бог весть какая головоломка. Можно позвонить на почту или в местный паб; ну сколько там ферм?
Однако Анна отказывается. Нет. Они, пожалуй, лягут сегодня пораньше, чтобы с утра отправиться по магазинам. Они, видите ли, собираются первым делом пойти в «Либерти», потому что Сара хочет примерить кое-что от Стеллы Маккартни[1] и сфотографироваться на телефон.
Умница, думаю я, разумница. Можно не вмешиваться.
Увы, возникает осложнение, потому что Сара, похоже, запала на Энтони. Снаряжается вторая экспедиция в буфет, и по возвращении все меняются местами – теперь Анна сидит с Карлом, а Сара с Энтони, который жалуется, как загубил свою жизнь. Он пошел на преступление только от отчаяния, говорит он, – не мог найти работу. Не мог поддерживать сына.
Сына?
Я ошарашена. Меня накрывает тенью стыд за мою жизнь в шоколаде – я буквально съеживаюсь, пока Энтони объясняет, что судится с бывшей за право встреч с ребенком, пока жалуется Саре, как плохо, что он не сможет растить сына, а сын не будет знать отца. «Правда же, это ужасно, Сара? Вырасти, не зная отца?»
