Плоть тебя равно плоть смертна. Плоть другого – нет. Другой – не плоть. Так отличие плоти тебя от плоти других заключено только в «части» тебя (смертности)?
Нет, по-другому. Другое – не плоть, другой – брейнсторм (“судьба”, или соло жизни).
Ты смертен, значит, не другой, противоположен любому другому (всякой индивидуальной «судьбе»).
Истинное тело тебя – “соответствует” субъективной смерти другого, точнее, ответственно за нее. Смерть тела (“мира”) тебя – возрождает мир природы в единый протомир реальности. Плоть тебя (на глазах) преобразуется в новую плоть.
Отмеченная самой (“смертностью”) плоть не делается (“машинально”) неуязвимой (не стареющей к смерти), но проводится по «тропам» буквальных подсказок к обновлению индивидуальной плоти в истинное (личное) тело, которое воплощается исключительно сквозь смерть мира в целом, его моментальное преобразование в мир грядущий, в котором нет места анонимности за исключением самого акта пришествия.
Плоть (мужская) – проекция (оптический образ) “мужчины”, или мужского от Адама (человека) – внимающего (“различающего”) в собственном теле (“самости”) Духа не в Себе.
Женская плоть – проекция “женщины”, или женского от Адама (целого человека), а именно тела (“мира”), которого не достает вниманию (Адама) в целом.
Адам различает в теле (“самости”) себя, что означает – он “живет” (на языке природы мужчины и женщины), или он умирает (словом человека).
С ним умирает (“живет”) и весь природный мир человека. В мире природы умирает не человек, а отмирает плоть (“мужчины” или “женщины”) его.
Может ли Адам умереть вместе с целым миром природы (в конце света), ведь всякое умирание когда-нибудь добирается до какого-нибудь “конца”?
Очевидно, оно (“универсальное” умирание) не приводит к привычному временному пределу (“прерыванию”), а буквально утыкает его (“Адама”) в собственное тело (самость) или же вбрасывает в “жизнь” (явь прерывистых пробуждений) и, соответственно (“неизбежно”) – в “смерть” (дрёму прерывистых засыпаний). Только так Адам умирает и затем рождается.
Имеет ли значение, как соотносить пределы “смерти” и “рождения” с пределами мира природы, или тела самости (Адама)?
Мир его – начало, “рождение”. Самость (тело в целом) – “конец” его, или проявление мнимой (воображаемой в пределе) смерти.
Умирание Адама – к телу (самости), вместе с ним туда же и дорога миру природы в целом – к элементарному бытию в самости (теле) Адама.
И Адам устал, устал умирать и возрождаться (воображать, мечтать, снова жить в мире, забываться, терять мысль, засыпать и пробуждаться, забываться и вспоминать себя заново).
Как он, вообще, может попытаться прекратить умирать?
Ведь в таком случае он невольно оказывается нечто вроде плоти в мире природы (“мужчиной”)?
Но это лишь в мыслях, и “подсознание” Адама указывает ему на умирание и смерть в оптике старения и околевания.
Каждый раз Адам заводит умозрительную пружину “нового мира”, в котором, как ни затаивайся, все равно обнаруживаешь следы проступающего тлена.
Адам как человек – смертен, то есть умирает бесконечно.
С точки зрения плоти (мужчины и женщины), он бессмертен, то есть “живет” бесконечно.
На самом деле, бесконечная “жизнь”, если бы она и была возможна, то только как бесконечное умирание (в теле Адама), закольцованное от тела самости (элементарного бытия) до очередного мира (“плоти”) протагониста, (мысленно) борющегося со старением и околеванием, а в реальности – являющегося очередным трансдуктором “проекций” (мыслей) самого Адама (человека), размышляющего о “жизни” себя, точнее, о возможности смерти (“себя”).
Адам не в состоянии покончить с собой – за любой попыткой следует обрастание плотью в одном из воображаемых миров его.
Протагонист бесконечно умирает (“прозревает”), и в конечном счете, долго ли, коротко ли, блуждая среди битого стекла и прочего мусора, оставшегося от былых хрустальных замков, утыкается, в лучшем из случайных миров, в лоно собственной “плоти” (элементарного бытия) – всё, конец пути.
Какая реальность из миров могла бы прикончить “жизнь” Адама, оказавшись оазисом смерти (Адама)? Ведь Адам, человек смертный, есть (смерть) в целом, точнее, Адам умирает в теле (“мира”) себя.
И кто посторонний (“смотрящий”) может прекратить умирание Адама в целом, в целом прервать “внимание” самости (тела) к прекращению в целом?
Адам размышляет, порождая очередной мир “плоти” (“во главе” с “собой”, и не подозревая об этом); синхронно “думает” и член (Адама), точнее, мужская плоть его. Мира вне места или движения (как такового) нет, не существует, в целом его заменяет частный взгляд “плоти” (мужчины или женщины), или некий “смотрящий” за индивидуальным миром (брейнстормом). В таком случае, умирание (или “вечная” жизнь) Адама, верховного “смотрящего” (надзирателя) может называться таким универсальным миром, или экзистенцией.
Если отказывать в осознанности (стволовом “Я“-ощущении) плоти любого другого, то нельзя исключить отсутствие таковой и в плоти тебя. А если, вообще, допускать нечто подобное (и даже быть уверенным в таком) – то справедливым представляется предполагать в другом именно то, что собираешься иметь в себе (“плоти”) сам. Так, ты допускаешь в плоти другого лишь то, что “знаешь” сам точно (из плоти себя). То, которое именуешь другим в плоти другого. Хотя ты не должен быть другим относительно “другого” в той же, что и твоя, плоти. Ты – един во всякой плоти как плоть другого.
Ты – не плоть, не всякая плоть, никакая плоть, вещая плоть, простая как “вещь”, просто вещь, заключающая в себе “брейнсторм” (смерти), виновный (“в ответе”) за все брейнстормы (мира).
Смерть не просто “противоположна” всякой жизни, смерть не соответствует ни одной из них, оказываясь их целым (основанием).
Ты перебираешь в других (“плоти”). В брейнстормах. Ты – такое, которое известно, и что может “примерено” к плоти другого живого (“мужского” и “женского”). Ты – как нечто неизменное, не информация, не знание. Но перебираешь ли ты, или к тебе “примеряется” тот, которому известно (а не “другой”, которого и в помине нет, которого и предположить не в ком и не в чем), тот, который вот “примеряет” тебя в отношении (“противоположении”) к другой плоти (“мужчин”).
Тот и есть “ты”, а не другой из плоти (“смотрящий” брейнсторма). Но как это поможет в понимании “себя”, которое “примеривается” к другому во всякой плоти? Разве может меняться стволовое “Я”-ощущение (“самости”), меняться от плоти к плоти?
То, о чем Адам непосредственно про себя размышляет, “плоть” его (синхронно) – вслух исполняет. А то, о чем “думает” смотрящий во плоти его, может “реализовываться”, а может – и нет. Если – да, то, выходит, “мысль”