Тёплый, прощальный взгляд карих глаз, и меня пронзает осознание того, что он уходит навсегда. В голове становится гулко, мысли застывают, словно замороженные. Нужно что-то делать, как-то попытаться вернуть его, но как? Его сёстры в тревожном ожидании взирают на меня, без слов умоляя: «Останови его! Если он и услышит кого-нибудь, то только тебя!» Да, он услышит меня, но всё равно не изменит своего решения, как никогда не изменял своему слову.
– Мы ничего не сможем изменить, – прошелестел рядом со мной тонкий голосок. – Я видела это много раз в своих видениях.
Я судорожно втягиваю носом воздух. Получается, эта рыжая малышка, которую почти вся семья считает безумной, заранее знала о том, что он однажды оставит нас, и даже не попыталась его спасти! Кричала о гибели города, когда нужно было вопить совсем о другом!
– Не сердись, – девушка нежно гладит мою руку. – Мне никто не верил… Проклятие Аполлона.
Я резко поворачиваюсь к Кассандре и крепко сжимаю ей плечи:
– Как его спасти?!
Та лишь виновато пожимает плечами, избегая смотреть мне в глаза. Понятно. Как что хорошее предсказать, так это мы не можем, а гадости сами с языка спрыгивают. И остальные хороши! Смотрят с неприступных стен как убивают лучшего (самого лучшего) из них и даже пальцем не шевельнут для его спасения! Как же, сам непобедимый Ахилл под стенами города, спасайся кто может! Трусы! Трусы и мерзавцы!
– Не отдам! Его я вам не отдам! – кричу я, яростно стискивая кулаки и с ненавистью глядя на безмятежные небеса. – Гектор слишком хорош для Аида!
– Он обречён так же, как и ваш город, – раздаётся надменный женский голос.
Неужели сама Гера почтила меня своим визитом? Я резко оборачиваюсь на голос. Точно, она. Супруга самого верховного бога Зевса взирает на меня с нескрываемым презрением, словно на мелкий камешек, посягнувший застрять в сандалии богини.
– Зачем тебе мой муж, Гера? – наступаю я на богиню. – Разве мало жертв принесено Вашей с Афиной гордыне? Зачем тебе ещё и Гектор?
– Мне он не нужен, – надменно повела плечом Гера. – Мне нет дела до жалких смертных.
Ой, да неужели? О любовных похождениях богов и богинь Олимпа знает каждый младенец, едва научившийся ходить!
– Пока жив твой муж, Троя не падёт, – сухо бросила Гера, лениво обводя взглядом окаменевших от изумления троянцев. – А город Гектор не покинет даже ради тебя.
Из глаз хлынули слёзы. Как это оказывается больно, когда кто-то так лениво озвучивает твои самые сильные страхи!
– Смирись, девочка, – богиня делает шаг мне навстречу.
Крохотный такой шажок, скорее даже, движение, но ведь делает!
– Твой муж обретёт вечную славу и вечную жизнь в памяти людей. А ты проживёшь ещё долгую жизнь и останешься в памяти людей верной супругой великого Гектора.
Я устало покачала головой:
– Мне не нужны ни вечная слава, ни вечная жизнь. Только он.
В глазах богини вспыхнул огонёк раздражения.
– Глупая девчонка! Потеряв его сейчас, ты избежишь многих разочарований семейной жизни!
Меня словно колючками с размаху по лицу хлестнули.
– Не суди мужей всех по своему, Гера! Мой Гектор любит меня!
– Любит, – презрительно усмехнулась богиня, изящной рукой комкая своё полупрозрачное одеяние. – Это он сейчас любит, а если бы у вас было больше времени, он бы тебя и не вспомнил! Он сейчас с тебя глаз не сводит и верность тебе одной хранит, а через год или десять лет ты стала бы лишь одной из многих! Все мужчины одинаковые, что царевичи, что…
Гера так стремительно закрыла рот, что я услышала, как у неё клацнули зубы.
– Мой Гектор не такой, – устало покачала я головой. – Он будет верен мне и через десять лет, и даже целую вечность.
– Что ты знаешь о вечности, девочка, – горько усмехнулась богиня, с неожиданной тихой печалью глядя на меня.
– Ничего, – я решительно вскинула голову. – Зато я многое знаю о любви, верности и…
– Надежде? – тихо улыбнулась Гера. – Хорошо, если ты так уверена в себе и своём муже, я помогу вам.
Я подалась вперёд с лихорадочно колотящимся сердцем, не веря своим ушам. Гера пообещала нам помощь! Сама Гера пообещала помочь моему мужу! Он спасён!!!
– Нет, девочка, – покачала головой богиня. – Сейчас Гектор погибнет. Но у вас с ним будет шанс встречаться снова и снова, до тех пор, пока ты не вернёшь его… Или не забудешь.
Силуэт Геры, и так-то довольно призрачный и размытый, совсем растворился. Привычные знакомые люди и предметы потеряли чёткость очертаний, мир вокруг меня стремительно заволакивал белёсый туман. Только тёплый взгляд любимых карих глаз маяком манил меня к себе из глубин тумана. Я вскрикнула, рванулась всем телом вперёд, к своему единственному и…
Ой, мама! Как больно падать с кровати! Даже если она низенькая, жёсткая, ревматически скрипит своими пружинами и стоит в студенческом городке со времён основания этого самого городка! Я сдавленно зашипела сквозь зубы, потирая многострадальную… хм, поясницу, на которую так неуклюже грохнулась.
Позвольте представиться. Зовут меня Кассандра Мэнор (мама, филолог и особый поклонник творчества Гомера, хотела назвать меня Андромахой, но отец, историк по образованию и призванию, предложил менее вычурное Кассандра). Так о чём это я? Ах да, о себе, любимой. Сколько себя помню, я всегда была фантазёркой и чудачкой. В шёпоте волн я слышала песенки, в парках во время прогулок встречала эльфов (не тех, кто благодаря воображению Толкиена и энергии Джексона шагнул из «Властелина колец» в наш мир, а самых настоящих, с мизинчик ростом и яркими крылышками). Родители не спешили меня разочаровывать и рассказывать про приливы и отливы или называть моих эльфов обыкновенными бабочками (да, я горжусь своими родителями!), а из каждой поездки привозили новые, с дивными картинками книги сказок. Постепенно сказки сменили сборники стихов и легенд, потом книги из классической литературы, а на моё двадцатилетие мама подарила мне роскошный экземпляр «Илиады» Гомера. С глянцевито поблескивавшей обложки на меня взирали величественные стены древней Трои (мама всё время поправляет меня, говоря, что правильнее называть этот город Илионом, но я большой разницы не вижу. Троя, по крайней мере, быстрее произносить). Получив подарок, я изобразила перед мамой бурный восторг (терпеть не могу Гомера вообще, а это его творение в частности) и наудачу развернула книгу где-то ближе к середине. Широкий столбик умодробительных стихов великого слепца вогнал меня в тоскливо-обречённое состояние, я перевела взгляд на другую страницу и застыла соляным столпом. С рисунка, старательно выписанного «под старину» на меня смотрел красивый сильный мужчина. Художник изобразил только лицо, но я твёрдо была уверена, что мужчина высок и прекрасно сложен. Тёплые карие глаза смотрели на меня твёрдо и в то же время удивительно нежно, в уголках чётко очерченных губ пряталась улыбка.
