Честь всего дороже.
Где честь, там и правда.
Посёлок городского типа Кадуй в Вологодской области был лучезарен и ярко озарялся летним, жарким солнцем. На светло – синем небе тянулись бесконечные облака. Они походили на пёрышки, выбитые из одеяла. И все спальные принадлежности вроде того и наподобие того тоже там кружили. Они плавно утекали вдаль. В долине чудно растягивалась в своём русле река Суда. Её поверхность отдавала блеском и лазурью. На ней отражалось чистое, безропотное, безмятежное небо. Где – то далеко белело небольшое судно. И парус бежевый, обретая форму дуги, вовсю колыхался. Его растягивал попутный, лихой, южный ветер. Веяло теплотой. На палубе судна возвышался слегка помешанный путешественник Фёдор Мазайкин. Он имел вид, как будто вчера сбежал из психушки. Волосы носил кудрявые, длинные, томные, уши розовые большие скрывались локонами, нос чуть витой вытянутый, рот широкий, губы тонкие суховатые. Фёдор бегло глянул в тонкую, подзорную трубу. А затем сразу взялся за бутылку портвейна. И выпил прямо из горла. Влага багряная потекла по его густым ржавого цвета усам и тонкой бородке. Он крепко держался за верёвку. Но всё равно слегка качало. Он ощутил всеми фибрами своей души свободу и веселье. Он слыл большим романтиком. Его ждала дальняя дорога. Он смотрел зорко вдаль на водные дали. Река Суда слегка виляла. А по краям всё зеленели многочисленные деревья и полянки. В окрестности имелись и небольшие речки Петух, Ворон. Их названия забавляли слух. Кадуйский район богат и озёрами.
Повеял лёгкий, тёплый, летний ветер. Он накатил доброй и душевной волной. Кадуй летом был чудесен. Над ним запарили дикие пернатые. Они живо помчались, как будто наперегонки. И мчались резво, словно опаздывали на обед. А там их уже ждало чудное угощение. И ещё знали, что кому – то может, и не хватить вкусностей. А где – то там рисовалась знакомая железнодорожная станция Кадуй. И тянулись далеко в разные стороны стальные пути, по которым мчались скорые поезда. Каменное здание вокзала больше напоминало питомник. И здание автовокзала тоже. На въезде в посёлок красовался тот самый гобелен в виде каменного колоска. На втором плане, как всегда стояла чудная зеленоватая автобусная остановка. А за ней высокая – высокая русская, ветвиста берёзка. Ещё и не одна. Высоко смотрели купола местной достопримечательности. Церковь из чистого дерева Филиппа Ирапского смотрелась и просто и красиво. На колокольне имелись большие и малые железные колокола. И они звенели звонко, когда приходилось. И чем – то со стороны напоминало терем известного героя Морозки. Немногочисленные довольно высокие каменные дома образовывали жилой комплекс. И напоминали санаторную базу. Круг замыкали зелёные насаждения. Тут и берёзка, и клён, и сирень, и ясень, и осина, и ольха и даже каштаны. В густой чаще звонко трезвонили пернатые, который считали столь укромный уголок своим родным домом. И имели свои бесспорные, твёрдые и законные права.
Повеял чудный ветерок. Ещё одна достопримечательность Кадуя – водонапорная башня. Она лихо вписывалась в местный пейзаж и колорит. Низ имеет каменное основание, а верхушка выполнена из дерева. Её высота более десяти метров. Крыша как зонтик великана. Под самым козырьком небольшие окна в стекле. На самом верху смотровое оконце под куполом. Там селились голуби и голубки. Пернатые там ворковали обо всё на свете. И считали башню своей законной жилплощадью. А за ней стоя то ли дом, то ли сарай. Её треугольную крышу покрывал старый шифер. Отсюда крутилась замысловато грунтовая дорога. Она виляла, как заяц в лесу и терялась за рощей. Кругом возвышались зелёные, высокие, белоствольные берёзки да многочисленные кустарники. Тут же слегка косились телеграфные бетонные и деревянные столбы. И воздушное пространство разрезали многочисленные линии электропередач. Кадуй славился и своими чудными, сосновыми борами. Прямо сказка. В центре посёлка ярко выделялась эмблема с названием и красным большим сердечком. Буквы и знаки образовывали смысл и гласили: «Я люблю Кадуй». Подразумевался весь Кадуйский район. Особенное его достояние большой комплекс, где имелся бассейн.
На небе творилась красота. Синий тон смешивался с белыми, воздушными красками. Словно художник так распорядился. Веял чудный, тёплый ветерок. Доносился гул с близкой железной дороги. Там гремел товарный поезд. По дороге ехал велосипедист. Кое – где мелькали фигурки. И бойкий пёс – лайка Шпунтик всё метался из стороны в сторону. Он чудно обострял свой уникальный нюх. Тянул своим мокрым носом, как на базаре. Сам он среднего роста. У него развитое тело. Шерсть гладкая, цвета пальмиры. Морда массивная глаза круглые, тёмные – претёмные. Хозяин питомца Паша Любушкин квасил водку с утра пораньше в парке со своим сухожильным двадцати восьмилетним приятелем Алексеем Кутиловым. Он взял выходной за свой счёт. И сегодня на пилораме обходились и без него. Он же и лыка не вязал. Но выпивать силы ещё находились. Его упитанное тело еле помещалось на небольшой скамейке. Он весил около ста тридцати килограммов. Голова бритая. Лицо, как у дикого кабана. Щёки пышные. Глаза маленькие с оттенком горячего воска. Приятели жарили сосиски прямо в парке на небольшом костре. И нисколько не стеснялись и не смущались. Пёс Шпунтик уволок у них сосиску. И быстро её проглотил. Но тут же был наказан. Сам хозяин не поленился схватить тонкую деревину. И лихо ею замахал. Ещё и побежал за псом. А тот пустился наутёк. Но всё же по хребту получил, но несильно. А Паша свалился на луг. Нос себе немного ободрал. Но живо вернулся восвояси и сел на скамейку. Пёс всё наблюдал. И обиды, казалось, на хозяина не держал. Теперь он сидел на расстоянии и зорко с упрёком смотрел на полупьяных приятелей.
– Уууууаааауууу, – тихо завыл Шпунтик.
Небо прибывало в лучистых красках. Томно сияло солнце, таясь за белой дымкой, как за паутиной бывалого паука. Повеял лёгкий ветерок. Он был нежен и ласков. На окраине посёлка Кадуя возвышалось двухэтажное, белокаменное здание. Крыша невысокая треугольная, покрытая блестящими стальными листами. Окна довольно большие в деревянных рамах смотрели во все стороны света. Небольшую территорию местной артели окружал невысокий, стальной чуть покосившийся забор. На площадке стояла Жигули первой модели. Её цвет оранжевый блестел на солнце. На дождевом стекле игрались лучики. Виднелась на шасси резина лысая. В конторе на втором этаже находился офис. В небольшом кабинете на кожаном кресле за столом восседал директор рыбацкой артели Платон Николаевич Капустин. Он имел сосредоточенный вид. Ему уже исполнилось тридцать девять лет. Он выглядел весьма представительно и амбициозно. Носил короткие, томно – русые, густые волосы. Лицо приятное, – глаза прямые, где жила бурная река, нос греческий, ноздри широкие, рот небольшой, губы полные алого цвета. Бизнесмен всегда брился и никогда не носи усов и бороды. Он, обладая всеми данными, мог легко сняться в кино. И стоять рядом с Моникой Беллуччи и Аль Пачино. Он даже немного занимался в театральной самодеятельности в местном клубе. Но быстро бросил. Голливуд был далеко. А здесь в русской глубинке люди жили своими, порой суровыми и не всегда справедливыми реалиями. Платом, слегка раскачиваясь на кресле, имел задумчивый вид. Ему, несмотря на открытое окно, стало жарко. Он живо снял с себя тонкий уже заношенный пиджак цвета пальмиры. И тут же расстегнул воротничок на однотонной светло – сиреневой рубахе. И галстук бледно – розовый ослабил. Низ Платона украшали штаны тёмные со стрелкой и замшевые ботинки. На руке красовались дорогие, механические часы. Бизнесмен вновь навалился широкой спиной на кресло. И тут появились рельефные очертания его развитого, мощного торса. На руках тоже показались округлые бицепсы. Платон, натужив развитые конечности, закинул за голову. И ладони скрестил. Он был задумчив по-прежнему. Его одолевали томные мысли.
