Владимир Кулаков - Я жив ещё пока… (сборник)

«В начале было

            СЛОВО,

и СЛОВО было

            у Бога,

и СЛОВО…»[1]

            Бог забрал.

Шесть лет молчания,

            ни строчки.

Но вот наполнился

            Источник,

и СЛОВО тушью

            на бумагу

ПРОЛИЛОСЬ.

От Пушкина

            до Бродского

                        к Гостинке

На невском пятачке

            играет

                        бэнд.

По кругу

            импровиз

                        и банка пива.

На редкие хлопки –

            лукавый

                        глаз.

Людской поток

            на диксиленд

                        наткнувшись,

Меняет шаг,

            и суету,

                        на мысль…

В балтийском небе

            чайки

                        в хороводе.

Под каблуками

            жизнь

                        Великого Петра.

Открытый зев

            футляра

            из-под банджо

Глотает горечь

            медных

                        пятаков.

И станет вдруг

            доступна

                        и понятна,

Под барабанный треск

            и визг трубы, –

Затасканная

            мудрость вековая:

Всё в жизни – мелочь.

            Немелочна лишь –

                        Жизнь.

Засосёт суета

            событий скука,

Полоснёт висок

            тоска-осока-сука…

Тамбур куревом дыхнёт

            прямо в душу.

До утра покой купе

            не нарушу.

В зазеркалье снов моих

            вновь вернусь,

В простынь белую ночей

            обернусь.

На Смоленку вдоль Невы

            ведёт дорога.

Мати-Ксеньюшка, прости,

            ради Бога…

Птиц осенних не вернёшь

            из далёка

И Ростральных не зажжёшь

            позже срока.

В дыры проходных дворов

            ворвётся ветер,

Сгоревших дней далёких тех

            закружит пепел…

Опять мне на заре не спится –

            Рву станицы…

Ночи долгие мои мудры.

            Глаза трезвы.

За окном линяет клён –

            Вчерашний сон.

Жжёт нетерпеливая строка –

            Бурлит река.

Катится летами лето в Лету, –

            Зачем всё Это?..

В осень клонится земная ось,

            Как ржавый гвоздь.

Опять мне на заре не спится…

            Эх, мне б не спиться.

Затяжной петербургский туман.

Мокнет листьев гнилых погост.

Над каналом съёжился мост.

В акварели размытой – обман…

Силуэт на чёрном мосту

Отражается в чёрной воде.

Чёрный ворон кричит – быть беде.

Чёрный грифель взывает к Христу.

Мысли жадно вплетаются в суть.

Ностальгией терзается плоть:

Здесь тебя подарил мне Господь,

Здесь свершился началом мой путь.

Полутёмные арки дворов

Берегут плечи словно зонты.

Город мой, мы остались на «ты»,

Приговор твой мне не был суров.

Моё тело в других городах,

А душа где-то здесь, на «мостках».

След судьбы на чернильных листках

Отпечатался в летних садах.

Прибалтийской янтарной слезой

Соскользнула монета с моста.

Поглотила её пустота,

Лишь состарился ливень косой…

Дождливых нот размыта акварель.

Мольбертом ждёт Создателя картина.

Цепочкой лет висит корд-де-парель,

Очерченная пламенем кармина.

Мир полон месс, рапсодий и кантат.

На клиросах взыванье к Силам Горним.

Но нем эфир, – Христос давно распят.

И древо Жизни подогнило корнем.

Блуждает ветер у слепых окон.

Терзают плоть веригами сомненья.

Сплетает строки Франсуа Гийон

В сырых застенках Эры безвременья.

Дождливых нот размыта акварель.

Давно закончена Создателем картина.

В узлах запуталась корд-де-парель,

Обугленная пламенем кармина…

Вновь, хранящий всю дорогу,

Ангел крылья опустил.

Лоб крещу, взывая к Богу,

Чтоб грехи мои простил.

По душе моей заблудшей

Бесы закатили пир.

У Владыки взор потухший

И пустым стоит потир.

Строги лики на иконе,

Ладан горечью пролит.

Замерев в земном поклоне,

Путаю слова молитв.

Кружат ветры по планете.

Ад – с любимой в шалаше.

Аверс – реверс на монете.

Авель с Каином в душе.

По киоту рыщут тени.

Сердце разоряет тать.

Бью чело и жгу колени,

Силясь Истину понять.

И, подобно фарисею,

Чуда требую извне!

Бог – явился ж Моисею

В неопалимой купине.

Гул шагов моих под сводом

Прозвучал пустой стезёй.

Лишь кольцо – как камень в воду,

Покатилося слезой…

Тень дирижёра скользит по клавиру.

Музыки знаки – изгибы судьбы.

Звуки хорала, явлённые миру,

Реквием льются под сводом мольбы.

Жаркие капли синкоп и форшлагов

Слёзами каплют на паперть греха.

Шумные толпы экстазных аншлагов

Глушат органов опухших меха.

Небо расколото армагедоном.

Мир разделён на овнов и козлов.

Стонут набаты, заходятся звоном

Сотни восторженных колоколов.

Время пророчества от Иоанна.

Идолы правят, в чести Лжехристы.

Падшего Ангела гимнами славят.

В храмах безлюдных сжигают кресты…

Утро промозглое серой полоской

Лоб остудит от кошмарного сна…

Катится шар по поверхности плоской

В ночь, уходящую прочь от окна.

Неба выцветшего киноварь

Позабытое крутит кино.

В кадре старом «волшебный фонарь»

Проливает на скатерть вино.

Рассыпается соль по столу,

Опрокинутая невзначай.

В паутине икона в углу

И холодный без сахара чай.

В вазах мумии жёлтых цветов,

Угоревших в весеннем бреду.

Фотографии вздутых мостов,

Разведённых на нашу беду.

По цепочке остывших следов

До истоков своих доберусь.

Браги терпкой из горьких медов

До дурмана из Леты напьюсь…

Возвращаясь в сегодняшний день,

Заплутаю, собьюсь с полпути.

Терпеливого Ангела тень

Будет преданно рядом идти.

Осень кружит кольцевой дорогой.

Листья копят годовой отчёт.

Рифма остаётся недотрогой,

Сердцу предъявляя давний счёт.

Слов банальных – нежность в позолоте.

Выдуманного праздника – витраж.

Души слились в штопорном полёте.

Временного счастья суть – Мираж…

Фрески остановленных мгновений

В воплях обезумевшей строки:

Трепет – плотно сдвинутых коленей,

Дерзость – многоопытной руки…

Сны – отображенье зыбкой яви,

Призраки земного бытия.

Холст художник кистью продырявил

Там, где воплотились Ты и Я…

Осень кружит кольцевой дорогой.

Листья сдали годовой отчёт.

Рифма не осталась недотрогой.

Вот мы и сыграли: «чёт – нечёт»…

Рвётся серпантиновая лента.

Пеплом опадает конфетти.

Стало тихим аккомпанементом

Поздней осени прощальное «Прости…»

Я погибаю без Любви.

В безумной жажде, в ностальгии…

Огарок – вечный визави,

И купол «Спаса на крови»

Тоской на грудь, – как панагия…

Обожжёт листву холод горьких слов…

Не зальёт вино жажду зыбких снов.

Опадёт бутон, выпив всё до дна,

Отмолив грехи на проём окна…

Хватаюсь за нить ускользающих слов

И клею разбитые чаши.

Брожу до утра в одиночестве снов,

Где счастливы призраки наши.