Я стоял и тупо рассматривал своё отражение в зеркале. На меня смотрел парень двадцати двух лет от роду, высокий, стройный и вполне себе симпатичный. Подмигнув самому себе, я прошлёпал в засаленных тапках к кухонной стойке и включил чайник. Старенький китаец булькнул и загудел, как заходящий на посадку грузовой боинг.
Я, Алексей Максимович Ярцев, родился в Минске, в семье врачей. Мой отец, Максим Семенович Ярцев, служил военным хирургом в четыреста тридцать втором военном госпитале, мама, Галина Николаевна Ярцева, работала врачом-анестезиологом в девятой больнице скорой помощи.
И не мудрено, что родители видели во мне будущее светило медицины, что, собственно, в мои планы не входило. Но тем не менее, окончив среднюю школу, я был вынужден подчиниться воле предков, и по их настоянию поступил и окончил Минский медицинский колледж по специальности «Лечебное дело».
Отец требовал, чтобы я дальше поступал в Минский медицинский университет, но я в кои-то веки проявил характер, как мне это казалось, и поставил родителей перед фактом, что уж если мне уготована такая судьба быть врачом, то поступать я буду только в Московский университет. И не абы куда, а в универ имени Ломоносова. На самом деле мне просто хотелось вырваться из-под родительской опеки и постоянного контроля.
«Туда не ходи, это тебе нельзя, это не носи, время спать, и так далее». В общем, надо сказать, что держали они меня в «ежовых рукавицах». Что уж тут говорить о сексуальных похождениях, которых у меня, в отличие от моих сверстников, в принципе-то и не было. И если бы не один случай, я бы до сего момента оставался девственником. Потому как по натуре был стеснительным и в обществе девчонок терялся и краснел.
Особой моей страстью в жизни были книги. Тайком от родителей, с фонариком под одеялом, я читал о великих сыщиках, о морских баталиях, о великих воинах, и как все мальчишки, видел себя в роли героя, которому в итоге достаётся и красивая девушка, и несметные богатства.
Поэтому я так рвался в Москву.
Однажды увидев этот город, когда с родителями ездил к старинному другу отца, я понял: вот где сила, вот где мощь, вот где величие! Только сюда, только здесь я смогу наконец-то реализовать задуманное и загаданное мною желание!
К моему большому удивлению, родители одобрили мой выбор поступать в Москве, свято веря, что я на самом деле поумнел, раз решился на столь серьезный поступок. Взяв рекомендательное письмо для старинного друга отца, который был какой-то «шишкой» в Министерстве здравоохранения Российской Федерации, небольшой, пошарпанный чемодан с личными вещами, несколько тысяч американских долларов на первое время и билет на «Ласточку», я в сопровождении предков ранним весенним утром прибыл на железнодорожный вокзал.
После недолгих прощаний, где всегда суровый отец даже уронил скупую мужскую слезу, я вступил на подножку «Ласточки», в новую жизнь. Заняв свое место у окна, я помахал на прощание родителям и принялся обустраиваться ― рассматривать попутчиков. Мне нравилось наблюдать за людьми, пытаясь угадать, кто этот человек по жизни, чем занимается и чем живет, о чём мечтает. Особенно мне было интересно наблюдать за женским полом.
Я пытался мысленно её раздеть, рассмотреть ее тело, представить, как она ведет себя в постели, как она реагирует на оргазм, как потом, принимая душ, рассматривает себя и своё тело в зеркале. Вот напротив у другого окна расположилась дама лет сорока. Под белой блузой полная грудь, второго или третьего размера.
Строгая черная юбка чуть выше колена, аккуратные черные туфли на небольшом каблучке. На ногах черные колготки. Каштановые волосы аккуратно уложены в стильную прическу. Очки в дорогой оправе придавали ей сексуальности и шарма.
Очень похожа на тот мой самый первый, и он же единственный пока случай, который произошел со мной три года назад, и о котором я никогда не смогу забыть. Потому как ничего более яркого и удивительного со мной ещё не случалось. А дело было так.
Однажды родители задумали посетить морской курорт на Красном море, но меня брать с собой в их планы не входило, так как пропускать занятие их чадо просто не имеет морального права. Ну, и оставить меня без надзора они тоже никак не могли.
― Мало ли что, натворит еще бед каких!
Поэтому на семейном совете, где я права голоса, естественно, не имел, было принято решение оставить меня под надзором папиной троюродной сестры, которая была в разводе, детей не имела, жила в небольшом городке Марьина Горка, что в шестидесяти километрах от Минска, и работала в Минске медицинской сестрой-акушеркой в пятой больнице, где, между прочим, вся родня Президента рожала. Так что, не хухры-мухры.
Тётя Света моталась на дежурства на электричке, тратя на дорогу уйму времени и сил, и поэтому предложение пожить в квартире в Минске встретила на ура.
Что не сказать обо мне.
Я-то наделся хоть на пару недель полной свободы, а нет, на тебе, с одних клещей в другие. С тётушкой я виделся довольно редко, и надо сказать, общение было на уровне:
― Здравствуйте, как дела?
― Нормально. Как у вас?
― Все хорошо.
На этом тема была исчерпана.
Поэтому, когда после отъезда предков в аэропорт, тётя Света заявилась с небольшим чемоданом, я встретил ее с довольно кислой физиономией, и бросив ей:
― Здрасьте, ― удалился в свою комнату, громко хлопнув дверью. Что, в принципе, её вообще не смутило.
― Подумаешь, малец капризничает.
А я тогда даже не догадывался, и предположить не мог, какое счастье мне привалило.
Тётя Света – дама тридцати пяти лет, одевалась довольно ярко и вызывающе, что в принципе делают все женщины, от которых сбежали мужья, и которые жаждут окрутить какую-нибудь новую жертву.
Она тратила половину своей зарплаты на различные салоны красоты, стараясь максимально сохранить свою природную красоту и свежесть. Оставшаяся часть денег уходила на шмотки. В
от и сейчас она, стильно одетая, как дама напротив, только юбка намного короче, и каблук на туфлях повыше, ввалилась в отчий дом – трехкомнатную квартиру в тихом центре Минска. Заняла комнату, именуемую в народе зал, по правилам ― гостиную, где стояли дорогой диван, шведская стенка и небольшой домашний кинотеатр.
Тётушка шуршала на кухне, включила на смартфоне музыку и бесцеремонно откупорила себе бутылку вина, которую выудила из родительского бара. Несколько раз она заглядывала ко мне, приглашая поужинать вместе.
Я буркнул, что не голоден, хотя у самого уже давно сосало под ложечкой, и что очень занят учебой. Я ждал, когда она уйдет к себе в гостиную, чтобы что-нибудь перехватить из запасов, которые оставили родители.
