В коридорах храма времени было сумеречно. Время плескалось кругами по циферблатам, ударяясь пустозвоном стрелками перемен. Круговорот времен крутился и повторялся бесконечное число раз. Всепоглощающая тьма небытия беззвучно звенела и тускло мерцала, заполняя собой всё вокруг. Вечность правила в храме времени всегда и везде.
В пустоте храма родился звук и завибрировал как мысль, которую выдохнула Вечность.
– Я.
Лучше бы она этого не делала. Стрелки перемен подхватили звук и перезвон затикал в кругах и циклах повторений на вечновозрожденном цифербалате часов «Я».
– Ай, я. Скучная. С-куч-на-я. С куч на я. Ай, я и я.
Ритм звуков отпечатывал скучность Вечности в мигах и рифмовал её дыхание во всепоглощающей тьме небытия под полом храма, которое начало пульсировать и проявлять искры нового бытия «Я».
При каждом вечном вздохе рождалось новое состояние также легко, как при встряхивании в калейдоскопе из одних и тех же стекляшек складывается новый красивый узор, которым можно любоваться до нового встряхивания. У Вечности всегда под полом храма времени набор осколков от пульсировавших где-то там и когда-то давно миров, развалившихся и исчезнувших в темени небытия.
– Я.
От усиления вибрирующего звука в храме времени всё пришло в движение. В пустых глазницах циферблатов стали проявляться яркие всполохи свечения звёзд из космоса цикличности и повторения, складывался новый орнамент из паттернов линий и узлов хроник. Увертюра зазвучала на струнах арф древности и постоянства, как только ветер изменчивости дунул на них и на флюгеры вселенских направлений, которые крутанулись на шпилях храма. Океан забывчивости начал просачивался через мёртвые стены вечного льда и холода, чтобы внести соль проявления и песок забвения на каменный пол бытия, создавшего новое мира «Я». Меж камней потекла река поворотов, формируя круговороты и изгибы, одномоментно сея вдоль течения и внутри себя вечную жизнь.
Вечность проявлялась в пространстве вздоха через звук сотворенного бытия «Я».
– У, будет новый мир, – загудел радостно ветер изменчивости. – И я, я,я.
– Будет такой же. Как всегда. Й-а, я. Всегда. Да. Й-а,я, затикали и заискрились звёзды на циферблатах.
– Повторим. Рим. Рим. Им. Им. Им, – пели в унисон с ними арфы древности и постоянства. – Вместе. Там. Там. Нам. Нам. Нам.
– Волю, силу к нам, нам, – подпевали и скрипели флюгеры направлений. – Искры соли к ним, ним.
Океан забывчивости бился волнами в стены и всё больше и больше нагонял соли и песка на пол.
– Дарю удельную мощность проявления материи, – искрилась соль и заряжала энергией.
– Несу высокую плотность и удар, – били зарядами и рассыпались искрами молнии.
Ток развития закручивал воронки и рождал новые направления, что проявило шпиль на храме и новый флюгер с ярким символом «Я». Ветер изменчивости подхватывал вихрем сгустки заряженной соли, сыпал искры от молний проявления на всё до чего мог достать. В бытие родился огонь торжества, который осветил и согрел жизнь.
– Тише-ше-ше, – засыпал огненные всполохи и разряды от молний песок забвения.
– Свобода-да-да, – пели брызги воды фонтанами из океана, поднятые ветром изменчивости.
Вода реки поворотов, как и время Вечности, вспять не течёт. Остановить ток развития нового мироздания после вздоха творения Вечности невозможно. Новый мир проявился из тьмы небытия и стал заметным и ярким. В архиве планетарных хроник появился новый ящик для записей в хронотопии, отмеченный символом «Я».
Время пошло разворачивать циклы повторений и проявлять постоянство под сводами храма. Река поворотов вырезала берега в камнях, зарывалась в песках, разливалась, испарялась и крутилась в круговороте вечной жизни. Рождающаяся новая твердь, пускала корни деревьев в пустоту щелей между камнями, расцветала цветами и порхала бабочками над ними с звенящем пением птиц, которых выпустила из своих чертогов Вечность.
– Мы-ы-ы-ы, бом, бом, – пели арфы в унисон с птицами под шелест кроны деревьев под бой храмовых часов.
В тот миг, когда деревья соединили пол и своды храма, пустив корни и расправив кроны, колесо главных храмовых часов совершило полный круг.
– Бом-ом-ом-ом, – зазвенел главный колокол.
Бытие развернуло мироздание в красивую прозрачно-голубую зеленую планету Я в одной из звёздных систем под яркими лучами Яса. В новом мироздании Вечности было всё как всегда. Оно ничем не отличалось от иных миров таких, каким есть мир с водой и живой зеленью для жизни. Калейдоскоп складывает узор из привычных и хорошо известных стекляшек. Небо, Океан, Огонь, Твердь между собой поделили пространство, энергию и процессы. Хронотопия о жизни планеты Я среди других планет в Ясной системе началась.
На планете Я небо было голубое, трава зеленая, местное светило Яс ослепительно яркое, вода в океанах была соленая, а с облаков текла пресная. Живая жизнь на планете Я была растительная и животная. Разумных существ не обитало, там не было людей.
Вечности до них дела никакого никогда не было, что в мирах существует и как изменяется. Храм времени, исторгнув новое мироздание, впал в очередной анабиоз до следующего вечного вздоха.
На планете Я жизнь продолжалась. Растения и животные выстраивали пищевые цепочки, одни служили пищей для других в воде и на суше. Одни регулировали число других, стада и хищники постепенно мигрировали в поисках воды и пищи по поверхности планеты и океана. Живые существа выживали и саморегулировались вместе с жарой и холодом, водными потопам и извержениями лавы. Слабые виды исчезали, другие приспосабливались, находили и устанавливали связи между собой. В общем выживали те, кто мог совместно в симбиозе с другими или по одиночке за счет размеров, клыков, когтей, дубинок и камней, сохранить жизнь потомству.
Заскучал на планете Я огонь торжества. Что не делал он, не любили его летающие, ползающие и бегающие, пугались и избегали. Вот и решили повеселить его друзья. Ток развития родил воронку нового направления и ударил в Твердь молнией проявления. Ветер изменчивости поднял огненный столб и засверкал фейерверком искр в Небе, что заслонил свет от Яса.
Все живое кинулось в рассыпную от места огненного всполоха, да только одно существо остановилось поглазеть на необыкновенно красивое зрелище. Что-то невиданное и опасное тянуло его туда, где полыхало и светилось, где обдавало жаром и пыхтело на горизонте, а затем затихло.
Там в темной звёздной ночи после всполохов фейерверка тихо мерцал огонь тожества на остатках дерева, попыхивая тёплыми оранжевыми искорками, в гордом одиночестве и снова скучал, как когда-то скучала Вечность в храме времени.
