Евгений Тростин - Юмор русских писателей

У одного сановитого придворного был вечер. Гостей собралось великое множество, в том числе, известный профессор элоквенции (словесности), один из первых русских стихотворцев Василий Кириллович Тредьяковский. В кругу гостей начался разговор о насекомых, и Василий Кириллович утверждал, что насекомых бить позволяется где бы они не были. В эти минуты муха села на лоб Тредьяковского, и знаменитый придворный шут императрицы Анны Иоанновны Тимофей Кульковский не говоря ни слова хватил Василия Кирилловича так полбу ладонью, что тот едва усидел на стуле.

Василий Тредиаковский

Тредьяковский довел этот поступок Кульковского до сведения Императрицы, и просил защиты, но Кульковский оправдался словами Тредьяковского, что насекомых можно бить где б они не были, яко бесполезную тварь.

Однажды Василий Кириллович спросил Кульковского, желая сканфузить его:

– Скажи, Кульковский, какое различие между тобой и дураком?

– Дурак спрашивает, а я отвечаю – был ответ Кульковского.

Василий Кириллович Тредиаковский, известный пиит и профессор элоквенции, споря однажды о каком-то ученом предмете, был недоволен возражениями придворного шута Педрилло и насмешливо спросил его:

– Да знаешь ли, шут, что такое, например, знак вопросительный?

Педрилло, окинув быстрым, выразительным взглядом малорослого и сутуловатого Тредиаковского, отвечал без запинки:

– Знак вопросительный – это маленькая горбатая фигурка, делающая нередко весьма глупые вопросы.

Как-то Тредиаковский долго читал свои стихи Кульковскому, а в финале, как полагается, спросил – какое стихотворение понравилось ему больше?

– То, которое ты еще не читал.

Однажды летним вечером Ломоносов шел по недавно прорубленному Большому проспекту Васильевского острова. Неожиданно из кустов выскочили три матроса и напали на него. Ломоносов легко раскидал своих противников, которые, встретив такой отпор, обратились в бегство, но одного матроса Ломоносову удалось схватить. Прижав побитого противника к земле, Ломоносов стал выпытывать у него их имена и для чего они на него напали. Матрос сказал, что они не собирались убивать прохожего, а хотели только ограбить его и отпустить. Ломоносов взъярился:

«А, каналья, так я же тебя ограблю».

Он заставил матроса раздеться и связать снятую одежду снятым поясом. После чего Ломоносов еще раз двинул матроса по ногам, свалив его на землю, взвалил узел на плечо и с добытым трофеем отправился домой.

Иван Иванович Шувалов (1727–1797) вопреки широко распространенному мнению графом не был, так как отказался от предложенного ему императрицей Елизаветой Петровной титула и обширных поместий.

Михаил Ломоносов

Он часто приглашал в свой дом и Михаила Васильевича Ломоносова, и Александра Петровича Сумарокова, враждовавших между собой.

Однажды Шувалов пригласил к себе на обед многих известных ученых и писателей [он частенько так делал], среди которых были и Ломоносов с Сумароковым.

Уже все собрались и ждали только прихода Ломоносова, который не знал о приглашении Сумарокова. Войдя, Ломоносов прошел уже половину комнаты, когда заметил Сумарокова. Ни слова не сказав, Ломоносов повернулся и пошел к дверям. Шувалов закричал ему вслед:

«Куда, Михаил Васильевич?! Мы сейчас сядем за стол и ждали только тебя».

Придерживая рукой дверь, Ломоносов ответил:

«Домой».

Шувалов возразил:

«Зачем же? Ведь я просил тебя к себе обедать».

Указывая пальцем на Сумарокова, Ломоносов сказал: «Затем, что я не хочу обедать с дураком», – и удалился.

Шувалов часто сводил у себя Сумарокова и Ломоносова, которые спорили при нем о языке и литературе, доказывая в яростных спорах свою правоту. В нетрезвом виде соперники часто переходили на откровенную брань, и тогда Шувалов отсылал одного из них прочь; чаще, говорят, Сумарокова.

Если же заманить обоих одновременно не удавалось, то Шувалов заводил беседу с Ломоносовым и посылал незаметно за Сумароковым. Прибывший Сумароков, услышав у дверей, что в доме Ломоносов, мог незаметно удалиться, а мог остаться и послушать разговор.

Вскоре он с криком врывался в комнату:

«Не верьте ему, Ваше Превосходительство, он все лжет! Удивляюсь, как вы даете место у себя такому пьянице, негодяю».

Ломоносов тоже не лез за словом в карман:

«Сам ты подлец, пьяница, неуч, под школой учился, сцены твои краденые!»

Вот на таком уровне часто и происходили научные диспуты в то время.

Ломоносов осмеивал в Сумарокове незнание им русского языка, а Сумароков в качестве основных доводов безумия Ломоносова называл его «Грамматику российскую» и «Риторику».

Соседом Ломоносова по дому был академический садовник Штурм. Однажды в конце сентября к Штурму пришли гости. Вдруг служанка садовника наткнулась в сенях на Ломоносова, который «незнаемо с какого умысла» стоял там. Тут Ломоносов стал шуметь, ворвался в горницу и закричал, что гости садовника украли у него епанчу. Штурм попросил Ломоносова быть осторожней в своих выражениях, но Ломоносова уже понесло. Он схватил болвана, «на чем парики вешают», и начал всех бить. Разошедшийся Ломоносов и «двери шпагою рубил», так что пришлось Штурму со всей семьей и гостями выскочить из окна.

В последние годы своей жизни Ломоносов стал очень рассеянным.

Он мог во время обеда положить за ухо ложку [вместо пера], которой ел горячее.

Часто разгоряченный Ломоносов снимал с себя парик и утирался им.

Написанную бумагу он нередко засыпал чернилами вместо песку.

При встрече с Ломоносовым, крестьянским сыном, один царский вельможа насмешливо спросил: – Скажи-ка, любезный, как это ты осмелился войти в царский дворец? Может, у тебя знаменитые предки? – Мне не нужны предки, я сам – знаменитый предок для своих потомков! – ответил Ломоносов.

На похороны Ломоносова Сумароков все же пришел, но не примирился. Присев рядом с Якобом Штелином (1712–1785), Сумароков указал на гроб, в котором лежал Ломоносов, и проговорил:

«Угомонился, дурак, и не может более шуметь!»

Барков заспорил однажды с Сумароковым о том, кто из них скорее напишет оду. Сумароков заперся в своем кабинете, оставя Баркова в гостиной. Через четверть часа Сумароков выходит с готовой одою и не застает уже Баркова. Люди докладывают, что он ушел и приказал сказать Александру Петровичу, что-де его дело в шляпе. Сумароков догадывается, что тут какая-нибудь проказа. В самом деле, видит он на полу свою шляпу и…

Сумароков очень уважал Баркова как ученого и острого критика и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков пришел однажды к Сумарокову.