Патриот
Спросите как у Женьки Юнкера дела? Честно скажу – неплохо. Где наша не пропадала. Ведь я прав братцы?
За последние десять с небольшим лет многое изменилось. Что конкретно? Ну, во-первых, после смерти матери, так и не дождавшейся от меня внуков (мам, прости, я не специально, просто, наверное, семья это не моё) я пошёл на повышение и переехал в Москву на Лубянку. Сестра с Шарлем остались в служебной квартире на канале Грибоедова и родили двух мальчишек-сорванцов. Обожаю их. Нет, с моим переездом квартиру не отняли так как, если вы помните, мы Анькой трудились в одном ведомстве. Оно правда название сменило, но не количество букв и вместо ОГПУ называлось теперь НКВД.
Во-вторых, я теперь был капитан. Обожаю это звание, честно. Уже не лейтенант какой-нибудь которым распоряжаются все подряд, но и не майор которому от вышестоящего начальства постоянно прилетает. Правда вот у меня капитан почему-то всё больше ассоциировался с мостиком корабля, солёными брызгами океана, карамба… кхм, что-то я увлёкся. Простите. Да-да, знаю, я так и не стал нормальным советским офицером, а уж офицером разведки, если вы об этом подумали, и подавно. Самое интересное, что моё начальство будто и не стремилось к этому. Нет, я серьёзно.
Числился я вроде как начальником отдела под номером 7. Не слишком за меня гордитесь потому что в отделе было всего два сотрудника: я и Николай Иванович Смородинин – шестидесятивосьмилетний глухой дедок занимавшийся ката-като-логизацией. Чем занимался мой отдел? Соединёнными Штатами конечно, чем же ещё. Не слишком модное направление во второй половине тридцатых годов. Рабочий день мой всегда начинался одинаково. С восьми утра до полудня – прочтения стопки американских газет и журналов. С полудня до 12.40 – обед. С 12.40 до двух дня – просмотр какого-нибудь дурацкого американского фильма или другой какой кинохроники (мультики, кстати, тоже смотрел). С 14.00 до четырёх дня я как инструктор по стрельбе занимался с молодыми, и не очень, сотрудниками в тире (почему-то все здесь считали, что я большой специалист по огневому контакту в замкнутых помещениях). С четырёх дня до шести вечера – составлял никому не нужные отчёты о прочитанном с утра и просмотренном днём с обязательным выводом что об этом думаю и последующей передачи материалов и записей Николаю Ивановичу для последующей като-ката-логизации.
Не служба, а курорт да? Почти, потому как за десять лет я всё-таки четырежды слетал в командировки за океан. Правда не в Штаты. Посетил Канаду, Бразилию, Мексику и Кубу. А ещё пару лет назад приглядывал за прилетевшей в столицу СССР девчонкой-подростком. Геля была светловолосой курносой девчонкой говорившей по-русски с лёгким акцентом (вы бы знали как смешно она произносила «корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали»), обожавшей водить автомобиль и играть в теннис.
Как нянька я провозился с ней целый год. Провозился… какое нехорошее слово. Может быть я так думал в начале, но потом жалко было расставаться. Отец Гели вроде бы как был немецким коммунистом, а мать нашей, русской, из Ленинграда. Не знаю уж зачем пятнадцатилетней девчонке был нужен вооружённый охранник, но я и не спрашивал. Время было тяжёлое, делай что говорят, а то под раздачу попадёшь как некоторые мои коллеги. Ежов рвал и метал творя какую-то дичь. Офицеры один за другим исчезали из своих кабинетов. Отозванные из заграницы ребята в модных костюмчиках и с чемоданчиками арестовывались прямо в фойе Лубянки. Одних мне было жаль, других нет. Даже моего бывшего начальника Иванова и то не пожалели, а ведь не человек был – золото.
Могу поделиться своим личным опытом общения с товарищем генеральным комиссаром госбезопасности. Хотите? Он как-то пришёл в наш подвальный кабинет заставив Смородинина превратиться в соляной столб, замер рядом с моим столом и стоял так молча несколько минут. Вот не вру, честно. Когда мне надоело смотреть на его хищную рожицу, я, откашлявшись, всё ещё стоя по стойке смирно, спросил:
– Николай Иванович, я могу вам чем-то помочь?
Вы бы видели его лицо. Ежов будто целый лимон за раз сожрал.
– ПОМОЧЬ? Капитан бегом за мной!
Щас бегу уже в коридоре упал. Да нет-нет, я так конечно не сказал. Всё-таки инстинкт самосохранения у меня работает. В общем мы спустились в Малый тир, есть у нас такой небольшой зал, он же полигон, изображающий трёхкомнатную квартиру с санузлом, кухней и кладовкой. Именно там мы тренировались стрельбе в замкнутых помещениях. Здесь нас с товарищем комиссаром госбезопасности ожидала четыре мордоворота.
– Капитан – это ваше оружие! – на пороге мне протянули пистолет стреляющий снотворным. Вы должны обезвредить этих четверых офицеров. Временно считайте их классовыми врагами. ВРЕМЯ ПОШЛО!
Ежов сам секундомер даже включил. Ребятки заскочили в псевдо-квартиру с твёрдым намерением устроить мне там засаду. Так себе задачка. Я даже чуток подождал, чтобы противники мои зашкерились понадёжнее, а потом за минуту сорок пять секунд сделал так чтобы они дрыхли пуская пузыри из слюней. Не знаю кем были эти кабаны-переростки, но из них офицеры разведки как из меня балерина Большого театра. Никакой грациозности.
Что Ежов? Снова сожрал лимон, сказал «ЛАДНО» и… больше я его не видел потому что уже 25 ноября 1938 года Николая Ивановича от должности освободили. Ребята говорят Сталин был им не доволен. Какие ребята? Фитин и Судоплатов – единственные с кем кроме Исхака Ахмерова я подружился на новой службе. Но последний сейчас был в Америке. Иногда мы с ним переписывались через американскую прессу, подшучивали друг над другом. Но не скажу как. Много будете знать, скоро состаритесь.
