– Кто будет читать ваши «Добрые рассказы»? – уже почти кричал на меня редактор.
– Людям нужно что-то светлое, доброе, дающее надежду, – я не сдавалась.
– Кто у меня их купит, эти ваши «Добрые рассказы»?
– Вы же будете их рекламировать? – сказала я неуверенно. – Это же часть работы издательства.
Редактор шумно вдохнул воздух. Он чуть не фыркнул: пфу, школьница!
– Я пишу о том времени, когда не будет войн, о том, что такое любовь, как терпение и вера делают мир добрее, и как люди раскрываются, если вы видите в них больше того, о чём говорит их внешность, – мне хотелось быть важной, взрослой, я, и без того сидевшая прямо, ещё больше вытянула шею, попыталась выставить вперёд свою небольшую грудь, широко раскрыла глаза, почти выпучила их.
Всё это должно было выглядеть странно, да и звучало неубедительно – на письме я куда лучше соединяю слова во фразы и выражаю свои мысли. В том торжественном кабинете с высокими потолками, бархатными портьерами, я была не готова что-то объяснять и доказывать, и под недобрым взглядом большого босса, сидевшего передо мной в высоком кресле обитом бархатом, потеряв себя, я говорила не своими словами. Редактор смотрел на меня, не понимая, серьёзно я говорю или издеваюсь:
– Об этом и без того постоянно пишут в интернете. Опубликуйте там!
– Уже опубликовала.
– Уже в интернете, и вы…
– Я удалю, если требуется! – перебила я, не дожидаясь его гнева.
– Зачем вам бумажное издание? Вас в интернете мало читают?
– Недостаточно, – осторожно ответила я.
– А выйдет книжка, сразу станете популярной? – язвительно ухмыльнулся редактор.
– Дело не в популярности, – быстро бросила я, а у самой на щеках выступила краска, и от стыда за неё я раскраснелась ещё больше.
– Да? – притворно удивился редактор.
Я не решилась ничего ответить, мне захотелось свернуться, спрятаться.
– Я бы на вашем месте… Что я время трачу!? Я не буду это публиковать! Зачем мне это? – он резко поднял лежавшую перед ним толстую папку моих рассказов. – За-чем?!
«За-чем?!» сперва захрипев, под давлением мощных связок, прорывавшихся через хрип, вылетело воплем, папка со всего размаху, так будто он хотел её переломить, шлёпнулась о стол. Вокруг разлетелось несколько бумаг, редактор сидел передо мной красный, страшный, злой и, наверное, удивлялся, отчего я ещё не бежала прочь из его кабинета. А я приклеилась к стулу, сидела и смотрела на редактора испуганными глазами. Я шла в издательство весёлая, радостная – птички пели, весна, солнышко – прекрасный день, прекрасное начало, начало большого и важного пути. Я была уверена, что всё уже согласовано, что мне нужно лишь подписать бумаги и обговорить формальности. Я мечтала, воображала, уже видела сборник своих рассказов, почему-то я представляла его синей книжкой в твёрдом переплёте. Я даже видела благодарных читателей, слышала их одобрение.
Писать я начала лет в десять. Меня хвалили, отмечали мой лёгкий слог, наблюдательность. Я задумала большую серию полуфантастических рассказов о самом важном: о добре, любви, о боли и о радости. Я писала, исправляла, затем всё перечёркивала и вновь переписывала, и так пару лет, но в конце концов получилось то, что понравилось мне самой, нравилось моим друзьям и даже незнакомым людям. Мне писали, спрашивали: почему бы тебе не опубликовать рассказы в журнале, или даже: почему бы тебе не издать книжку. Я сначала скромно отшучивалась: да, что вы, сколько таких как я, но про себя, конечно, мечтала… Позже накопилась такая большая уверенность, что я всё-таки решилась. И вот, заручившись поддержкой, как я думала, большого уважаемого человека, что уверил меня, что он обо всём договорился, я оказалась в издательстве.
С первых же слов редактора я поняла, что всё не так уж гладко, но решила стоять на своём. Я неумело подбирала аргументы, старалась выглядеть старше, но чем больше я старалась, тем чаще и нетерпеливее вздыхал редактор. И теперь, когда он гневно выкрикнул своё «За-чем?!», я почувствовала, что всё – это конец – ничего не вышло, мои мечты, вознёсшиеся под небеса, градом обрушились на мою голову. Я почувствовала жалость к себе, обиду. Всё то, что я на себя с такой энергией тянула – взрослость, твёрдость, уверенность – вдруг опало, и мне захотелось разрыдаться. Редактор поморщился, свёл губы в сторону, затем потянул их вверх, вновь шумно вдохнул, выдохнул через сомкнутые губы, издавая звук «Тп-п-п-п», прикусил верхнюю губу, пожевал её, затем разомкнул губы и добавил:
– Рассказы неплохие. Но где вы видели сборник рассказов неизвестного автора? Вы бы лучше роман написали.
– А роман вы опубликуете? – быстро спросила я.
– Нет, – не задумываясь выдохнул редактор.
– Но зачем я буду писать роман, если его всё равно не опубликуют? – спросила я огорчённо.
– А для чего вы вообще пишете? Прославиться хотите? Думаете, выйдет ваша книжка, и на следующее утро вы проснётесь знаменитой? Девушка, не тратьте ни своё ни моё время.
– Но мы сделаем рекламу в газете, – я всё ещё надеялась.
– И кто читает эту вашу бесплатную газету? Пенсионеры? Они в неё рыбу и старый ненужный хлам заворачивают!
Редактор встал из-за стола, взял в руки мою папку. Он решил вытеснить меня из своего кабинета массой. Это был грузный лысеющий мужчина лет пятидесяти с широким лицом и обширными мешками под глазами – уставший, измученный жизнью, изъевший себя, мучивший других, но в общем-то желавший быть хорошим, справедливым, даже добрым. Из-за мешков под глазами и тучной комплекции, сам того не желая, он выглядел излишне сурово, даже агрессивно. Мне стало не по себе, и я тоже поднялась. Редактор обогнул стол, и двинулся на меня – мне оставалось только отступать к двери.
– Я по-смот-рел ваши рассказы из уважения к Павлу Ви-таль-евичу, – редактор говорил тихо, медленно, нарочито активно артикулируя и разбивая некоторые слова по слогам. – Мы не даём рецензий авторам. Мы не чи-таем всех рукописей. Нет вре-ме-ни. Такую га-ли-мать-ю шлют иногда. Пишите, не пишите – мир без ваших «Добрых рассказов» не рухнет. Лучше с ними он тоже не станет.
Я хотела возразить, но редактор не стал меня слушать. Он резко протянул мне мою папку.
– У вас должна быть собственная база для распространения. Подписчики. Ученики. Адепты. Кто угодно! Это должны быть ты-ся-чи, тысячи человек. Так вы хоть криминальные детективы пишите, хоть любовные истории – всё равно мы не можем вас опубликовать. Зачем вам вообще писать? Подумайте!
– Чтобы…
Редактор уже вытеснил меня к дверному проёму, резко, так, что я едва успела отстраниться, распахнул дверь в коридор, и, продолжая движение, буквально вынес меня на собственном брюхе наружу.
