Даремно забули доблесні наші старі часи, бо куди йдемо – не відаєм. А так озираємось назад і речемо: «Невже ми устидилися Наву, Праву і Яву знати, і навколишнє відати, і думати?»
Велесова Книга
У древних восточных славян дохристианской эпохи было очень интересным с исторической, философской, мифической и магической точки зрения понятие об устройстве мира. Для них понятия рай и ад в том виде, которое внесло более позднее христианство, не существовало. И как говорят, что мир не делится на «чёрное» и «белое», всегда есть полутона, так было и у них, с непосредственным пониманием многообразия, как самого мира, так и поведения в нём человека.
У славян существовало понятие Явь, Навь и Правь.
Явь – это физический мир вещей и живых существ, в том числе и людей. Это тот мир, в котором мы с вами живем от рождения до последнего вздоха, и которым правит Белобог с помощью других, более низких по иерархии Богов.
После физической смерти человек, согласно верованиям славян того времени, попадает в Навь – такой себе загробный мир. В ранних воззрениях славян Навь была для всех, но позже поделилась на Светлую Навь (в некоторых источниках – Славь – мир предков) и Темную Навь (мир духов и бесов). По легенде, так получилось потому, что Бог Чернобог разделил Навь и создал её темную часть. Фактически – это злоба, печаль, концентрированные и воплощенные негативные качества и особенности. Кроме того, туда попадают люди, которых не смогли по каким-то причинам нормально захоронить после смерти, самоубийцы, утопленики, те, кто жили не по совести – убивали, воровали, насиловали, были в общечеловеческом понимании этого слова плохими или у славян – бессовестными людьми. Те, кто жили по совести, хоть и не без глупостей, нечаянных грехов, могли сделать что-то нехорошее, но это не было системой, и в целом человек был «хорошим», попадали в Светлую Навь. В Темной Нави не было того, что прописывается в некоторых христианских догматах: котлы со смолой, вечные пытки и тому подобное. Считалось, что в этом мертвом мире, где нет добра, тепла, нашего солнца, само пребывание становится невыносимым наказанием. Когда в этом темном мире наступает рассвет, то его обитатели видят, что из-за горизонта поднимается зловещее кроваво- красное солнце – Солнце мертвых, освещая призрачными тенями серо-чёрный мир Чернобога и его жены Мары. Говорили, что никто из смертных, кроме великих героев и мудрых волхвов, не может выдержать это страшное зрелище, не повредившись рассудком [1].
Правь – это то место, где живут Боги и куда могут попасть только великие светлые волхвы и великие воины, погибшие за правду с мечом в руках. Туда попадают только те, кто вел исключительно праведный образ жизни, обрел понимание единства всего сущного.
В истории героев этой книги переплетается всё: и Явь, и Навь, и Правь, и Боги, и немного мистики. Встретимся с хитрой и коварной Марой и её мужем Чернобогом, смерть которого на конце иглы, погуляем Калиновым Мостом через Реку Смородину, что пролагает путь из Яви в царство мертвых.
Эта река сравнивается с границей структур человеческой психики: сознания, бессознательной части и подсознательной. А трехголовый змей, охраняющий путь через Калинов Мост в царство Мары – то, что именуется в психоанализе «цензурой».
Сразимся с тёмными силами и подумаем о равновесии и Законе, которые в этом и потустороннем мире должны соблюдаться, ибо без них всё рухнет. Каждый найдет, что кому хочется. Звездное небо с его легендами, описания природы, домового и лешего, русалок и водяного, мужество воина и философию всего сущного.
И, конечно же, здесь есть любовь… Собственно ради неё, из-за неё и во имя её происходят все описываемые в книге события, как, впрочем, и в нашей жизни…
Дивлюсь на Місяць – бачу погляд твій,
Нічне тепло – то ніжність рук твоїх.
І хочеться в обійми загорнуть
З тобою так солодкий гріх…
Олександр Фармагей
Она шла по весеннему майскому, светящемуся от яркого и веселого солнца зеленому полю. Эта мягкая, словно кошачья походка, нет, не грациозная, а поразительно гармоничная, увлекала и пленила одновременно. Её русые, средней длины волосы были собраны в два пацанских хвостика, что этой молодости придавало нежный оттенок девичества. Нежное лицо с удивительной кожей выражало легкую задумчивость и сосредоточенность на каких-то внутренних мыслях. На вид ей было лет 18, не больше… Строгие математики, наверное, смогли бы описать это небесное создание четкими математическими формулами, синусами, косинусами, тангенсами и арктангенсами, соединяя красоту стосемидесятисантиметрового тела, пропорционально объединяющего стройные, не очень длинные, но и не теряющие при этом невообразимой красоты ноги, тонкой талии, обтянутой футболкой с несколько удлиненными рукавами, из под которых кокетливо выглядывали предплечья рук и нежные, с длинными пальцами ладони. Довершением этой безукоризненной картины было лицо, как казалось, без малейшего макияжа, которое потом ещё долго будет сниться ему по ночам… Зеленые, ведьмины зеленые глаза, широко раскрытые и обрамленные длинными ресницами, источали вокруг этот завораживающий зеленый свет, который сводил с ума…
Хоть математика и гимнастика ума и её по словам М. Ломоносова [2], нужно учить хотя бы для того, что она приводит ум в порядок; математики никогда не смогут формализовать тот теплый удар, который он получил в область своего сердца в тот самый первый момент, когда увидел её идущей по этому полю. Куда там Климту или Дали [3]; матушка природа нарисовала и создала такое, что не под силу никаким, даже самым великим художникам.
Он увидел её первым и, поскольку вокруг было много других людей, смог внимательно разглядеть и насладиться столь поразившим его зрелищем, доставлявшим, по крайней мере, эстетическое наслаждение. Но когда тебе только 29 лет, а нашему герою именно столько и было, мысли об эстетике совершенно очаровательной незнакомки сильно перемешаны с другими, вызванными сильными природными инстинктами.
В её левой руке между средним и указательным пальцами, словно сигарета, была зажата травинка, сорванная на поле; она поднесла её ко рту и взяла по-детски чуть припухшими губами. Рукав футболки немного сполз, открыв локоть, что вызвало у него желание смотреть, не отрываясь на эту несравненную в своей красоте и грации композицию.
