Эта электронная книга является художественным произведением. Несмотря на возможные ссылки на реальные исторические события или существующие места, имена, персонажи, места и происшествия либо являются плодом воображения автора, либо используются в воображаемом значении, и любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, деловыми учреждениями, событиями или местностями является совершенно случайным. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые могут быть так или иначе отражены в тексте.
Новелла содержит откровенные материалы и сцены жестокости, просмотр на усмотрение пользователя. Если вы затрудняетесь с отделением реальности от вымысла, пожалуйста, воздержитесь от прочтения. Не показывайте этот материал людям, которых он может оскорбить.
Является частью серии «Темнорожденные: эпоха ураганов» вместе с романом «Поцелуй меня [до] смерти»
Мы живем на безмятежном островке неведения посреди черных морей бесконечности, и дальние плавания нам заказаны.
Говард Лавкрафт, «Зов Ктулху»
– Что Вы дали капитану, чтобы попасть на борт?
Винсент обернулся, все еще мысленно молясь, чтобы приступ головокружения не перерос в морскую болезнь. Тем меньше ему хотелось этого перед незнакомцами. В особенности же – незнакомками.
Девушка в желтом шелковом жилете без рукавов, с отпущенными на волю ветра длинными волосами встала рядом с ним, облокачиваясь на борт и глядя перед собой.
– Заплатил. Всё очень просто.
– О нет. Невозможно. На этот круиз за деньги не попадешь. – Девушка поежилась, поводя голыми смуглыми плечами. – С тех пор, как ураганы явили из морских пучин новые острова…
– И сокрыли некоторые из прежних…
– Да… – Девушка опустила голову, подняла плечи. – Мало кто стремится попасть на остров Картера.
– Я предпочитаю называть его правильно: Селефаис. – Винсент поправил очки на носу.
– Ах, вот чем Вы заплатили капитану. – Девушка оторвала взор от водной глади и взглянула на собеседника. Точно только теперь он стал достоин того, чтобы она рассмотрела его.
И она не торопилась, молча исследуя лицо молодого человека. Затем на миг опустила ресницы, окидывая взором его с головы до ног.
– Винсент. – Чтобы разбить неловкость, он представился.
– Полностью. – Девушка снова вскинула ресницы, впиваясь в глаза собеседника острым взором.
– Винсент Мейсон.
– О, моя любимая фамилия! Точно как название синдрома, из-за которого людей тянет к монстрам. И наоборот. – Она улыбнулась. Зубы у нее оказались крепкие, ровные, и желтые, как у животного.
Винсент предложил ей сигарету. Пальцы девушки собрались щепотью и замерли на миг, размышляя, принять ли подношение.
– Можешь называть меня Кресси. Я пользовалась этим именем… – Она прикусила губу не дольше, чем на пару секунд. – …не здесь.
– Как бы иначе я должен был к тебе обращаться?
– «Ваше высочество». – Она вновь улыбнулась, не давая ему понять, шутит или говорит всерьез.
Кресси взяла сигарету и позволила Винсенту поднести к ее лицу зажигалку. Безжалостный ветер, плясавший над водой, неохотно позволял огоньку взвиваться ввысь даже на длину ногтя.
Пламя бросило на лицо Кресси кружево теней, и Винсент сам не понял, зачем так резко отдернул руку с зажигалкой, как только кончик сигареты вспыхнул оранжевым.
Она была красива, но из тех женщин, в которых все-таки чувствуется что-то неуловимо отвратительное. Слишком крупные влажные губы, слишком хищный нос, слишком большие темные глаза. Должно быть, мексиканские корни, отметил про себя Винсент, чтобы оправдать хотя бы в мыслях, почему так внимательно рассматривает незнакомку, не в силах оторваться.
– Нравится вид?
– Я… а, да. – Винсент понял, что Кресси имеет в виду горизонт. Винсент прежде не был в море и затруднялся сказать, так ли всегда выглядит закат, красящий в винный и золотой бесконечную волнующуюся поверхность воды. На мили и мили вокруг.
Кресси, казалось, наслаждается. Ветер, все усиливающийся, трепал ее волосы, и девушка купалась в его порывах, точно собиралась вскинуть по-птичьи руки и упорхнуть. Винсент подумал, что не удивился бы. Он видел слишком много чудес на своем относительно коротком веку. И каждый раз, прежде чем случалось нечто из ряда вон выходящее, он чувствовал своего рода зуд в затылке. Руки его холодели от страха и предвкушения разом. И вот теперь Винсент ощущал ровно то же самое.
Но дело, конечно, было не в Кресси.
Ветер усиливался.
– О чем таком ты жалеешь, что не идет у тебя из головы? – Кресси спросила просто, будто между делом.
Винсент не нашелся, что ответить, просто смотрел пораженно в ее игривое лицо. Она точно поинтересовалась у него о любимой песне, и не понимала, почему он не отвечает.
– У всех есть такие мысли. – Она выбросила окурок за борт. – Я просто любопытствую.
Винсент так же поступил со своей сигаретой: щелчком отправил ее в море.
– Становится холодно.
– Тогда идем в мою каюту. – И это Кресси тоже сказала легко и естественно.
Обуви Кресси не носила, и ее ноги оставляли на темной палубе влажные следы. Винсент смотрел на каждый, переводя взгляд, только когда впереди появлялся следующий отпечаток. Он не мог отвести глаз, точно зачарованный.
В каюте царил мрак, и Кресси вполголоса ругалась, не в силах зажечь свет. Винсент не видел даже смутной тени, однако рискнул сделать несколько шагов, вытянув перед собой руки на манер лунатика. Мог бы подсветить своим телефоном, подумал он запоздало – вправду, мог бы, если б прихватил его с собой. Остров Картера не дружил с технологиями нового века, как писали в газетах. Что касалось работы, Винсент полагался на свой старомодный фотоаппарат. Когда-то, еще в студенческие годы, ему пришла блажь делать фото на ретро технике – что обеспечило ему самый запоминающийся и расхваленный диплом на курсе. Но тогда Винсент и представить не мог, как через годы возблагодарит себя за ту юношескую причуду. Теперь давний каприз мог стать его спасением.
Корабль содрогнулся, и Винсент потерял равновесие. В попытке ухватиться хоть за что-то он почти рухнул на Кресси, но ее обжигающий рот, прижавшийся к его губам, заставил Винсента забыть обо всем.
О многом, по крайней мере. И надолго.
Я должен казаться ей холоднее трупа, подумал он – несколько озадаченно, уже вжимаясь лбом в ее грудь, пышущую лихорадочным жаром. Пока ее рука пробиралась под его ремень.
Тьма так и не рассеялась, и Винсенту остались только три чувства для того, чтобы узнать Кресси ближе: он обнимал ее за талию, чувствовал на языке вкус ее кожи, слышал ее жаркое дыхание… и не искаженный смущением голос.
У нее оказалось самое горячее и безжалостно жадное лоно, что ему доводилось пробовать на своем веку – а Винсент жил не монахом, хоть у него редко возникали сердечные привязанности. Требовательная и ненасытная, Кресси держала его в плену своих бедер, пока Винсент не вырубился от усталости после очередного оргазма. Он с трудом мог вспомнить – на ней или под ней?
