«Дочурка под кроватью ставит кошке клизму
В наплыве счастия полуоткрывши рот.
И кошка, мрачному предавшись пессимизму,
Трагичным голосом взволнованно орет.»
Саша Черный
Утром первого мая две тысячи первого года в задрипанном городишке Чумске, который медленно и скучно перетирал века в российской глубинке, случилось экстраординарное событие.
– Шу-шу-шу, – судачили взволнованные соседки.
– Вы слыхали?
– Слыхали.
– Да как же это?
– Вот ж блин!
– У Катьки Морячкиной дочка Наташка пропала.
– Как пропала?
– Обыкновенно, как все дети пропадают – ушла погулять и не вернулась.
– Надо же! Такого уже, почитай, лет десять не было.
Перед двором виновницы события, с перекосившимся и давно не крашеным забором, собралась большая толпа: кто-то неискренне сочувствовал, кто-то откровенно радовался. Мама исчезнувшей девочки билась в истерике на руках двух наиболее верных приятельниц, мотала из стороны в сторону обвисшей головой, разбрызгивая слезы.
– Наташа, доченька, кровинушка! – голосила женщина. – Куда же ты сиротинушка подеваласи?!
Приехал участковый, изобразил на лице сосредоточенное сострадание, спросил, кто пропал, а узнав, испытал двойственные чувства: и радость и озабоченность одновременно. Наташу Морячкину он знал. Да кто в городе Чумске не знал эту необычную девочку!
Девятилетняя Наташа носила многозначащее прозвище: Наташа Туголобая, а такое имя следовало заработать. Родилась она девятнадцатого августа девяносто первого года, когда приснопамятный ГКЧП объявил о свержении Михаила Горбачева. Наташина мама тогда очень-преочень радовалась, прыгала по комнате («Сняли козла, который водку пить запретил!») и упала, ударившись животом о порог двери, после чего произвела на свет дочку Наташу. Такое ударное рождение странным образом сказалось на судьбе ребенка, которого регулярно стали преследовать всевозможные события и несчастья, да и сама она доставляла своим родным, близким и соседям много запоминающихся минут.
Как, по-вашему, должен реагировать нормальный среднестатистический ребенок на торчащую из стены электрическую розетку? Правильно, попытаться сунуть туда два пальца, а если пальцы не влезают, то два гвоздя. Наташа же вставляла в розетку два провода, причем другими концами подключала провода к железной кровати, на которой в этот момент спал старенький, ничего не подозревающий дедушка. Дедушка естественно тут же начинал трепетать, прыгать, дергать руками, ногами и головой, пускать слюни, а остроумная Наташа весело танцевала поблизости, считая, видимо, что такие пляски забавляют дедушку.
Иногда Наташа просто свешивала провода на пол, дожидаясь, когда моющая полы бабушка, заденет их мокрой тряпкой. В этих случаях бабушка не прыгала, а просто валилась на пол, сраженная электрическим разрядом.
Еще Наташа очень любила кошек, вернее, обожала, побрызгав бензинчиком, их поджигать. Тогда охваченные пламенем зверьки очень красиво светились и орали. Такие горящие кометы пробуждали в девочке мечты о космических пространствах.
Стоит ли говорить, что исчезновение столь уникального ребенка соседей не слишком опечалило. Радовался даже дед, у которого после нескольких сеансов электротерапии была парализована половина тела. Бабушка, хотя и ослепла на один глаз, все-таки грустила и пускала скупые слезы. Но мама орала в голос, проклиная своего бывшего мужа, почему-то обвиненного в этом похищении, хотя было крайне сомнительно, чтобы этот здравомыслящий человек вдруг решился бы забрать на воспитание этого, пусть и родного, монстра.
Участковый без всякого оптимизма опросил свидетелей, сделал какие-то записи в своем блокноте, сказал Наташиной маме несколько утешительных слов, но в уме твердо решил, что если начальство не потребует, искать девочку не будет – полгода назад Наташа спалила любимую кошку его жены.
– Почему вы решили, что ее похитили? – Спросил участковый Наташину маму. – Сегодня Первое мая, хороший политический праздник. Может, она на демонстрацию пошла.
– Вот-вот, – встряла в разговор одна из соседок, – именно на демонстрацию. Теперь под трибуной сидит, бомбу закладывает, чтобы начальников взорвать.
Услышав эту ремарку, участковый заметно побледнел.
– Да что ты говоришь такое! – Возмутилась Наташина мама. – Она у меня добрая, близких любит!
– Бе-бе-бе! – Забормотал Наташин дедушка и задергал здоровой, не парализованной половиной тела.
– Во-вот, – согласилась со стариком соседка. – Любит, говоришь? Твоего отца на тот свет из любви чуть не отправила?
– Она хорошая!
– Ничего себе хорошая. Моего кота бензином облила и спалила.
– Люди добрые, – исторгла из себя Наташина мама, – так не мово дитя сейчас судют. Вы лучше скажите, видел ли ее кто?
– Да под трибуной она сидит, бомбу закладывает….
– Или милицейскую опорку спалить собирается, – вставила еще одна соседка.
Участковый побледнел еще сильнее.
– Хорошо, хорошо, – сказал он быстро, – найдем.
И спешно укатил на своей машине. Предположения соседок его сильно напугали. Дети в стране периодически исчезают, причем, обычно отправляются странствовать, поддавшись необъяснимом зову сердца и стремлению к свободе, но если сгорит опорный пункт, или районные «шишки» дружно взметнутся в небо под действие магической силы тринитротолуола… – за такое происшествие начальство по головке не погладит.
Наташина мама проводила удаляющуюся машину полубезумным взглядом и продолжила истерические стенания. Соседки же громко судачили, надеясь, что успевшая всем надоесть девочка не скоро вернется в отчий дом.
А ведь Наташу Туголобую похитили, и сделали это гнусное дело три пассажира одного очень крутого и навороченного джипа, на которых обычно любят кататься бандиты. Джип крутился на улицах Чумска уже неделю, привлекая к себе внимание обывателей, и приводя в восторг не знакомых с такой техникой мальчишек. Зализанные обводы, ребристые колеса, «кенгурятник» на крыше, обычная для начальников и бандитов мигалка вызывали повсеместную зависть и восхищение.
Пассажиры джипа: двое мужчин и одна женщина, кого-то очень внимательно выслеживали, сравнивая с имеющейся у них фотографией проходящие мимо окон оригиналы.
Этим праздничным утром джип снова появился на улицах, проехал туда-сюда и остановился. Пассажиры машины высунулись в окна, провожая внимательным взглядом спешащих на праздничный митинг горожан.
– Не она, – ворчал сидевший за рулем здоровенный мужлан, крепкий, накачанный, коротко постриженный, с блеклыми голубоватыми глазами, в которых светилось сытое и тупое самодовольство, и нижней челюстью, «просящей кирпича». Такими обычно изображают бандитов в дешевых милицейских сериалах.
