Глава 1
Мой мужчина, мои подруги.
Я влюбилась в него с первого взгляда. Окончательно и бесповоротно. Моё маленькое глупое сердечко алой бабочкой выпорхнуло к нему на встречу. А опустевшее тело осталось стоять на месте, впечатавшись ступнями 39-го размера в запотевший тротуар.
Это судьбоносное мгновение очертило белым мелом новую жирную линию отсчёта моего существования. Все, что было до встречи с ним, развеялось в серой дымке забвения. Мысли о нем многочисленным вражеским войском захватили мою черепную коробку, жестоко расправившись с обитавшими там ранее повседневными не важностями. Эти безжалостные триумфаторы безудержно праздновали свою победу весь вечер и всю ночь. Их бесстыжие тени плавали в пузыристом трюфельном муссе, которым потчевал меня шеф-повар на ужин. Их размытые силуэты отражались на пупырчатой поверхности бокала Laurent Perrier. А позже в тёмном номере отеля их дерзкий надоедливый шёпот превратил меня из участницы в вялого податливого созерцателя любовной гонки за удовольствием. Когда мой любовник угомонился, великодушно простив мне мою безучастность или попросту не заметив ее, окончательно обессилив, я целиком и полностью отдалась во власть этого наваждения. Итогом полу бессонной ночи стали, вынырнувшие из-под слоя ботокса морщинки вокруг глаз и твёрдая решимость завладеть предметом моих мытарств. Поставленных целей я привыкла добиваться. Очень скоро мои мечты обрели реальные очертания.
Я сижу в кресле в старомодном номере Мартинеза, одном из тех, до которых ещё не добралась умелая рука реставраторов, и мусолю первую за это утро сигарету. Передо мной он, эпицентр моей страсти, единственный, неповторимый, столь вожделенный… необходимый мне как воздух… лежит на ковре, неловко распластавшись. Мы провели вместе восхитительную ночь, наполненную до краёв музыкой, шампанским и волшебным ощущением праздника. Но серое бессолнечное утро по привычке смело пыльным отрезвляющим веником весь искристый налёт неповторимости, вернув меня из сказки обратно в безликий быт. Моя пылкая влюблённость, смущённо завернувшись в отельное полотенце, выскользнула из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я смотрю на него и не верю, что ещё совсем недавно все моё существо было пропитано им… этим мятым отрезком шелка с квадратной бирочкой Ланван и четырёхзначным ценником.
В ванной затихает шелест водных струй. Я наблюдаю краем глаза как из душевой кабинки осторожно, чтобы не поскользнуться, вылезает обнажённый мужчина. Оказавшись перед зеркалом, этот 45—47-летний господин мгновенно подбоченивается, приосанивается, пытаясь знакомым всем его молодящимся собратьям способом на вдохе переместить лишний объем с области живота вверх на грудную клетку. Оставшись, судя по выражению небритого лица вполне довольным этим минутным перевоплощением, он заворачивается в мягкий белый халат и переступает порог ванной комнаты.
– Ты уже не спишь, – удостаиваюсь я ценнейшего наблюдения.
Мотаю головой и, затянувшись, наконец, сигаретой, чувствую, как блаженный вредный дым заполняет мои лёгкие.
– И уже куришь, – продолжает сыпать открытиями мужчина в халате.
Киваю, уставившись в потолок. Наверно стоило бы быть с ним поласковее. Может быть, подойти, чмокнуть в щеку, спросить, хорошо ли он спал. Вроде так принято у нормальных людей. Только к категории этих самых «нормальных» я уже давно не отношусь. К счастью. Наверно.
Вообще этот американец какого-то запутанного канадо-еврейского происхождения (расписал он свои родовые корни красочно и подробно, но в отсутствии планов породнения с ним слушала я повествование одним и тем не очень внимательным ухом) не вызывает у меня отрицательных эмоций. Он хорошо воспитан, вежлив, предусмотрителен и в меру щедр. По ту сторону одеяла непротивен, но, как оказалось, через чур поспешен. Вчера вечером, заложив неплохое начало в виде вполне приемлемых прелюдий (не говоря уже о крупной порции афродизиака – подаренного платья), этот успешный финансист вдруг куда-то страшно заторопился. Как будто кто-то шепнул ему в ухо, что акции вот-вот подпрыгнут и их срочно надо скупить. Прямо сию секунду. Делец перешёл на пятую скорость, проигнорировав предыдущие, и досрочно достиг финишной прямой. Ура, акции куплены. Не наделённая деловой хваткой, я быстро отстала, проводив печальным взглядом ускользающую вдалеке искру удовольствия. Ну, ничего, зато у меня было заветное платье. А это поважнее очередного плоского приглушенного шампанским оргазма.
Впрочем, я отвлеклась. Саймон (а именно так зовут моего состоятельного торопыгу) неодобрительно качает головой. Должно быть, ему не нравятся курящие женщины. По всем правилам жанра он уже много лет нерушимо женат на какой-нибудь розовощёкой домашней Дороти. И возвращаясь с очередной деловой поездки, этот эпизодически неверный муж наверняка привозит своей благоверной какую-нибудь приятную безделушку от Ван Клиф или Картье. А потом, созерцая подаренное украшение на шее жены, прокручивает в памяти фотографии «о, а это Камилла после сделки в Мадриде», «а это Вероника, важный контракт в Москве». Ох, в какие дебри меня занесло с утра пораньше. Похоже, алкогольные пары все ещё не выветрились из моей легкомысленной головы.
– Хочешь, я закажу завтрак в номер? – неуверенно предлагает Саймон.
Он старательно пытается налепить на физиономию радостно благодушное выражение, за что я очень ему благодарна. Однако я прекрасно понимаю, что общаться со мной ему не охота. Мы провели вместе четыре дня, в течение которых каждый из нас в меру завуалировано, стремился к своей цели. Моей, как несложно догадаться, было платье Ланван. Что касается намерений Саймона, тут вообще все прозрачнее не бывает. Получив желаемое, мы сразу сделались друг другу неинтересны.
– Я неголодна, – великодушно вру я.
Вот вам, милый Саймон, подарок за вашу любезность.
– И мне, честно говоря, надо идти.
Мужчина неумело изображает печаль по поводу столь поспешного расставания. Актёр из него никакой. Ещё хуже чем любовник.
– Я был очень рад с тобой познакомиться! – целует он меня в висок, когда я, уже одетая, задерживаюсь у дверей, – Возможно, я ещё приеду в Канны в этом году…
Или в следующем. Или через два. По правде сказать, мне плевать, Саймон.
– У меня есть твой номер.
– Ага, звони, если приедешь, – бормочу я, проскальзывая мимо него в холл и прикусывая язык, чтобы не ляпнуть совсем уж неуместное «привет жене!».
Круазетт утопает в мягком влажном утреннем тумане. Работники частных пляжей лениво раскладывают лежаки. Неутомимые местные пенсионеры занимают места на синих железных стульях для просмотра бесконечного пёстрого и разнообразного спектакля под названием «Канны». Я бреду домой, сжимая в руках картонный пакет с платьем и купленными в комплекте туфлями, и мне почему-то страшно хочется разрыдаться. Причин поливать знаменитую набережную горючими слезами на первый взгляд не наблюдается. Неделя прошла совсем неплохо. В весёлом искристом летнем ритме. Вобрав в себя все привычные, но от этого не менее желанные радости. Откуда же взялась эта тёмная неровная клякса на белоснежном листе моего настроения? «Должно быть, месячные скоро» – легкомысленно пожимает оголёнными плечиками моя внутренняя Блондинка, «Ерунда!» «Ага, ерунда, как же» – презрительно хмыкает Брюнетка, прикуривая сигарету, «Ты только глянь на неё! 35 лет бабе. Ни дома у неё своего, ни приличного счета в банке, ни золотых слитков под кроватью! О яхте я уже не говорю! Все порхает по жизни от платья к платью, от мужика к мужику… а толку чуть!» «Ну и что с того? Она гедонистка! Для неё главное сиюминутное удовольствие» не соглашается светленькая. «Что-то на физиономии у неё это удовольствие не написано» качает головой тёмненькая. Они обе правы.
