Владимир Яковенко - Записки

Самое мое первое осознанное детское желание было связано – с книгой. В раннем детстве я хотел написать повесть о своих переживаниях и о страданиях, и хотелось, чтобы об этом узнали люди во всем мире. Такими сильными и тяжелыми казались мне мои мысли о своей детской жизни, что требовали выхода наружу.

Все потому, что я рос, как тогда говорили – безотцовщиной. У меня не была отца примерно до 5 лет, а потом появился отчим – дядя Женя.

Слева направо: Яковенко Евгений, Яковенко Владимир, Бубнова Лидия

Это был молодой, черноволосый парень с Украины, который приехал в город Балаково после службы в армии и здесь на комсомольской стройке познакомился с моей матерью. Мы в то время жили вдвоем с моей мамой в комнате в коммунальной квартире в Балаково на ул. Механизаторов. Комнату ей выделили на стройке, как матери-одиночке. Это был двухэтажный деревянный дом на три подъезда с централизованной холодной водой, водяным отоплением и с канализацией. У нас была 8-метровая комната и общая с соседями кухня. Соседями были еще две семьи, которые занимали другие две комнаты в квартире Помнится, как по вечерам мама читала мне детские книги, и сидя за шитьем, тихо пела песню композитора Г. Пономаренко:

«Все подружки по парам в тишине разбрелися,

Только я в этот вечер засиделась одна».

Дом по ул. Механизаторов, 4 (фото 2016 г)

Нам было хорошо с ней вдвоем, так казалось мне. Мы вместе с мамой ходили в кино, в гости к родственникам. И вдруг в нашей жизни появился новый человек – дядя Женя. Так я стал называть его тогда, хотя «дяде Жене» в то время было не больше 22 лет.

Вова Яковенко с мамой – Бубновой Лидией

Он был коренастого телосложения, с густой и темной шевелюрой волос, ходил в светлом модном плаще. Он недавно отслужил срочную службу в армии, в Германии и приехал в Балаково на комсомольскую стройку по демобилизации.

Яковенко Евгений (справа) с сослуживцем в годы службы в армии

Первое время, когда он стал приходить к нам в гости, он старался со мной обходиться внимательно. Переделал мой трехколесный велосипед на двухколесный и стал учить меня на нем ездить. Потом, когда он перешел из общежития к нам жить и принес все свои вещи, я с интересом рассматривал все то, что он принес. Из Германии он привез оригинальный складной бритвенный станок, складывающийся стаканчик, немецкий мыльный порошок в красивой пластмассовой баночке. Эти предметы меня так интересовали, что я их взял и тоже попробовал побриться, после чего у меня остался шрам на подбородке на всю жизнь.

Проводы в армию Яковенко Евгения (с цветком, слева от баяниста)

Практически после первых же дней его окончательного переезда к нам, дядя Женя как-то изменился в отношении ко мне. По всей видимости, ему очень хотелось стать для меня авторитетным отцом и он рьяно принялся за мое воспитание. Например, перед ужином я должен был не только помыть руки с мылом, но и показать ему их чистоту. Он проверял ее, потерев пальцем по тыльной стороне кисти, и если на руке появлялись какие-нибудь катышки, снова отправлял меня к умывальнику, не забыв дать затрещину за плохое мытье рук. Бывало, ставил меня на час постоять в углу за какую-нибудь провинность. Причем иногда приходилось стоять на коленях на предварительно рассыпанном горохе. Но со временем он уже перешел и к более жестоким наказаниям. Я думаю, что психологически он как-то сразу подавил мою мать своей авторитарностью и взрывным неуравновешенным характером. Его деспотизм стал распространяться на всю нашу жизнь и бороться с ним было невозможно. Моя мать пыталась вмешиваться в его методы моего воспитания, спорила с ним, но он делал все по-своему. Вскоре произошел первый случай, когда наш конфликт вышел наружу. Однажды я, покатавшись на двухколесном велосипеде вокруг дома, занес его не в квартиру, а в подъезд и убежал с ребятами играть во дворе. Гулял я недалеко от дома и посматривал на свой подъезд, чтобы никто не украл мой велосипед. Тащить его на второй этаж мне, шестилетнему пацану, было трудновато. Отчим в это время пришел на обед и увидел, что мой велосипед стоит в подъезде, а меня нет. Он вышел во двор и стал меня звать домой. Я понял, что сейчас буду наказан и, испугавшись, убежал со двора. Через некоторое время он выследил меня в парке и поймал около дерева за руку. Привел домой, бросил на кровать и впервые стал избивать своим солдатским ремнем с широкой медной пряжкой. Помню, что я сильно испугался, громко кричал от боли и унижения, но соседи были на работе и никто не вмешался. Отчим оставил меня лежать избитым на кровати, а сам ушел на работу. Выплакавшись в подушку, я ушел из дома к своей бабушке и дедушке, которые жили в другом районе города в частном доме.

Владимир Яковенко внизу, слева бабушка Стеша, справа – дедушка Сережа. Выше слева Владимир Бутусов с первой женой, далее Геннадий Бубнов с женой Лидией и детьми (мальчик умер в детстве от менингита)

Они увидели следы жестокого избиения на моей спине и заднем месте и все поняли. Меня успокаивали, кормили чем-то вкусным, потом дедушка поехал к матери на работу, чтобы рассказать ей о случившемся. Вечером моя мать приехала, ей уже все рассказали, она приняла решение остаться со мной у бабушки. Меня все жалели, ругали отчима и уговаривали мою мать расстаться с ним. Он появился на следующий день, плакал, просил прощения у бабушки с дедушкой и у матери, говорил, что больше пальцем меня не тронет. Мать ему поверила и вместе со мной вернулась домой, но через непродолжительное время отчим опять за что-то избил меня. Мать снова уходила, забрав меня, и потом все повторялось – слезы, обещания, прощение. Несколько раз братья моей матери – дядя Володя и дядя Гена даже колотили отчима за его неправильное поведение. Но он был неисправим.

Слева направо: Геннадий Бубнов, Владимир Бутусов

Не знаю, почему мать позволяла ему так себя вести по отношению ко мне, может быть она его сильно любила и хотела с ним лучшего будущего. Но чувство детской обиды на нее за то, что она сделала свой выбор не в мою пользу, у меня тогда было сильным. Хотя со временем это чувство у меня как-то сгладилось. Она пыталась всегда меня защитить от его избиений, но отчим тогда переключался на нее и ей доставалось тоже вместе со мной. Физически он был сильнее и не стеснялся ее ударить. Поэтому я стал жалеть больше ее, чем себя.