Дуло пистолета смотрело черным пустым оком. Роман зачарованно глядел на металлическую зверушку, готовую к смертельному укусу.
– У тебя есть выбор: жизнь или смерть, – повторил тот, кто сжимал в руке пистолет. – Решай.
Роман заставил себя оторвать взгляд от черного ока и посмотрел на стол. Женщина, лежащая там, глухо и жалобно стонала. Ее глаза были полны смертной тоски, рот, заклеенный куском пластыря, улыбался жутковатой квадратной улыбкой. Веревки, глубоко впившиеся в тело, совсем обессилили ее, она перестала судорожно дергаться и была неподвижна.
Нет, не стоит забирать чужую жизнь ради спасения своей. Предложенный выбор оставлял ему только смерть. Роман вспомнил сон, приснившийся несколько месяцев назад. Именно с того кошмара все и начиналось. «Выходит, это был вещий сон наоборот. Не я его убил, а он меня сейчас…»
– Послушай, Женька, не дури. Если ты хочешь…
Договорить ему помешал сдавленный хрип. Роман не заметил, как в помещении появился четвертый. Его противник тоже не сумел почувствовать приблизившейся сзади смерти. Роман ошеломленно смотрел на своего врага, зажимающего рукой перерезанное горло. В его последнем взгляде он прочитал удивление.
Четвертым был Хромой Хмырь, завлекший Романа в эту ловушку. Ухмыляясь, Хмырь с интересом следил за агонией своей жертвы. В руке на отлете он держал окровавленный нож. Когда тело убитого рухнуло на пол, дернулось несколько раз и затихло, Хмырь опустился рядом и, присвистывая, принялся за дело. Минуту спустя Роман догадался, чем тот занят.
Скованный ужасом и омерзением, он молчал, не двигаясь. В один миг он все понял. Разгадал наконец подлый механизм ловушки – сработавшей не так, как хотели они, но все же сработавшей.
Теперь все стало на свои места…
– …Приговаривается к пожизненной смерти…
Тоскливый вой обреченности. Падение во тьму веков, длящееся века, до внезапного пробуждения, вызванного ужасом, тоской и бешеным пульсом…
На смену тьме веков пришел серый пасмурный рассвет раннего майского утра. Вскрикнув, Роман рывком сел на постели, тяжело и часто дыша. Правая рука потянулась к голове, проверить: цела ли? Ощупав от лба до темечка, вернулась обратно.
– А? – сонно спросила разбуженная криком Марго. – Ты чего? Опять кошмары?
Роман молчал. Медленно избавляясь от остатков пережитого ужаса, он напряженно ловил пронзительно-щемящие звуки не то скрипки, не то виолончели. Звуки проникали в комнату сквозь стены. Неопознанный инструмент надрывно стонал, жаловался и мучился неизвестностью. Но при этом умудрялся оставаться гордым, непокоренным и бунтующим.
В ответ Роман озадачил любимую вопросом же:
– Что это за музыка?
Рита прислушалась:
– Опять этот псих-меломан кайф по ночам ловит. Управдому надо жаловаться. Полонез это, – она снова уткнулась носом в подушку.
– У нас нет управдома, – объяснил Роман. – Какой полонез?
– Огинского. Прощание с родиной.
Рита была музыкально подкованной девушкой – в этих вопросах ей можно было доверять. Но Роман уже забыл о музыке.
– Мне приснилось, что я убил Джека, – сказал он.
– Да? – ничуть не огорчилась полуспящая красавица Рита. – А кто такой Джек?
Роман тяжело выдохнул.
– Женька Плахотин. Наш отсекр. И я его убил. Друга детства и товарища по работе. Укокошил. Пришил. Замочил. Понимаешь?
– Угу, – отозвалась Рита. – А что такое отсекр? И чем он отличается от сексота?
– Кто говорит о сексотах? – оторопел Роман. – Отсекр – это ответственный секретарь. Вроде вашего завуча.
– А-а, – зевнула Рита и перевернулась. – Ну и что? Это же сон. И если этот ваш отсекр хоть немного похож на нашего завуча, то я отпускаю тебе этот грех. Давай спать, а? Половина шестого. В школе сегодня комиссия из РОНО. Если ты не дашь мне выспаться, я целый день буду ходить с мешками под глазами и зевать на уроках.
Но Роману спать не хотелось. Ему хотелось облегчать душу.
– Какая комиссия, Ритка! Меня же за это к смерти приговорили! И казнить собирались!
– Так ведь не казнили же, – зевнула опять Рита и потянулась к щеке Романа для успокоительного поцелуя. – Хотя все равно свинство. На высшую меру у нас сейчас табу.
– Это ты им скажи, – мрачно ответил Роман. – Меня они уже к стенке успели приставить. Лицом к стенке, – повторил он нахмуренно.
– Расстреливать? – деловито, но не безучастно поинтересовалась вконец проснувшаяся Рита.
– Нет, – неуверенно произнес Роман. – Не знаю. Поставили и начали приговор зачитывать. Странный какой-то… что-то там про вечную смерть. Четко помню, как хотелось пробить эту стену, пройти сквозь нее. Башкой биться об нее хотелось.
– Ну и? – зачарованно спросила Рита.
– Ну и… пробил, кажется. Дыру. Башкой, – Роман сам удивился, потому что ничего подобного он не помнил. – И сразу проснулся.
– Ми-илый, – Рита погладила его по всклокоченной голове, ничуть не похожей на таранное устройство. – Не. забивай себе мозги. – Она рухнула на подушку. – Все, я сплю.
Отключалась она мгновенно. Музыка наверху тоже притихла.
Роман поискал ногами тапки. Зевнул и отправился на балкон разгонять душевный мрак.
Уличная пасмурность оказалась созвучна душевному ненастью. В воздухе стеной стояла серая дождевая взвесь. Хаос, резвившийся в воздухе, исподтишка проникал и в мысли.
…Нет, не похож. Совсем не был Джек похож на Риткиного завуча. Хотя Роман не имел счастья быть знакомым с этим реликтом, зато имел несчастье часто и регулярно выслушивать истории из школьной жизни с неизменной людоедской завучихой в главной роли. Рита, полагала, что изливая накипевшие в душе страсти, она заодно развлекает любимого. А любимого от завучихи уже подташнивало.
Джек был совсем не таким. Джек был флегматичной, миролюбивой и совершенно неконфликтной личностью. Не мерзавцем, не законченным деньгодобывателем, не психопатом, не… Словом, Джек был нормальным мужиком. Хотя почему – был? Роман поймал себя на том, что думает о приятеле в прошедшем времени. Привязалась напасть…
Кошмары вообще часто устраивали ему веселые ночи. Но обычно они сюжетно сильно отличались от последнего. И все же некая связь между ними существовала. Взять хотя бы вот этот, годовалой давности. Привиделась ему тогда дикая шаманская пляска вокруг ночного костра. Роман отчетливо слышал шум набегавших на берег волн. Сама же пляска была удручающе молчалива – ни грохота барабанов, ни воплей экстаза. И участвовали в неистовом кружении вокруг ярко полыхающего костра только двое – он и она. Оба почему-то чернокожие, нагишом. Роман в судороге пляски сгорал от нестерпимого, бешеного желания. Его изнывающая плоть безмолвно рычала в предвкушении слияния. Он то приближался, то отдалялся от этого огромного вожделенного черного тела, скачущего по песку. И это превосходное тело было безоглядно мужским. Гигант-негр жадно смотрел на свою добычу. В этот миг Роман наконец-то рассмотрел себя. Он похолодел от ужаса и заорал. Волосы, заплетенные во множество африканских косичек, спускались ниже плеч и томительно щекотали напрягшиеся соски увесистых женских грудей…
