АННОТАЦИЯ
История о
том, как встречаются два полюса, две стихии. О том, как встречаются земля и
небо, огонь и вода. Два абсолютно полярных человека разных понятий, разных
религий, из разных миров. Двое, которые никогда не должны были встретиться…
***
Заур не
одобрял весь этот сброд и их сомнительные развлечения с проститутками. Слишком
далёк он был от современных тусовок, «вписок» и подобного дерьма. Заур,
выросший в совершенно другом обществе, где основой всему была и есть вера, не
выносил на дух легкодоступных, продажных женщин. Они отвратительны.
Омерзительны и грязны. Их и женщинами-то трудно назвать.
Но стоило
встретить её, и его мир начал трещать по швам, рушиться и крошиться в пыль…
ОТ АВТОРА С ЛЮБОВЬЮ:
Мои дорогие,
хорошие, самые замечательные! Эту историю я посвящаю всем вам! Да-да, именно
тебе, читающему эти строки:)
Вопреки
традиции благодарить после эпилога, я хочу сказать спасибо всем моим читателям
вначале этой книги. Спасибо за то, что так высоко цените моё творчество. За то,
что понуждаете меня писать больше и чаще! За вдохновение, которое вы дарите мне
своими комментариями, жаркими обсуждениями, спорами, наградами, благодарностями.
Спасибо тем, кто читает меня молча, но при этом не пропускает ни одну новинку.
Вы все замечательные! СПАСИБО!
Почему я
посвящаю вам именно эту историю? Потому что она самая противоречивая, самая удивительная.
Об ошибках и искуплении, о страсти и прощении. О злобе, ревности, насилии, о
радостях и печалях. Эта история о том, из чего состоит наша с вами жизнь.
Предупреждений
и дисклеймеров не будет. Приятного чтения!
А.Ш.
ПРОЛОГ
Впервые он
увидел её в «Паутине», только-только отжатой Саидом у одного из должников. Не
то чтобы Хаджиев нуждался в какой-то забегаловке, пусть и одной из лучших в
столице, просто отжал ради кайфа.
Заур не
одобрял весь этот сброд и их сомнительные развлечения со шлюхами. Слишком далёк
он был от современных тусовок, «вписок» и подобного дерьма. Заур, выросший в
совершенно другом обществе, где основой всему была и есть вера, не выносил на
дух легкодоступных, продажных женщин. Они отвратительны. Омерзительны и грязны.
Их и женщинами-то трудно назвать.
Но стоило
встретить её, и его мир начал трещать по швам, рушиться и крошиться в пыль…
Как это
произошло? В какой момент потерпели крушение его устои и правила? Когда дали
трещину его принципы?
После
посещения клуба приходилось часами отмываться от мерзкой вони, которой,
казалось, пропитывалась не только одежда, но и кожа. Но почему воняли все
шлюхи, кроме неё? Что в ней такого, отчего, взглянув на неё однажды, начал
постоянно искать её глазами. И находил. Даже тогда, когда она была за стеной.
Даже когда танцевала перед очередным клиентом в закрытой комнате. Он стал
чувствовать её, ощущать её запах даже на расстоянии. Почему она пахла ванилью,
а не чужой спермой? Что с ней не так? А может, это с ним что-то не так? Может,
это его мозг дал сбой и уступил место животным инстинктам?
Сейчас,
наблюдая за ней со стороны, как заботливо пересаживает дочку из коляски в
тележку для продуктов и с задорным смехом мчится с малышкой в зал супермаркета,
он не понимал, как шлюха может быть такой… Такой живой, жизнерадостной, любящей
матерью. Как может светиться чистотой, когда на самом деле она должна быть
грязной и отвратительной. Как может сиять её белая кожа. Как может быть так,
чтобы ему хотелось коснуться её своими руками?
И почему он
так помешался на ней? До дрожи и искр из глаз. До трясучки, до бешенства и
западающей клеммы. Этот вопрос он задавал себе уже тысячу раз, но так и не смог
найти на него ответ.
Прошёл мимо
кассы и медленно направился за ней. За своей одержимостью, за своей девочкой.
За шлюхой этой проклятой, пропитавшей его какой-то отравой.
Следовал за
ней осторожно, стараясь не привлекать внимание. Не хотелось, чтобы увидела его
сейчас. Она испугается и запаникует, а ему это сейчас никак не нужно. Потом,
когда он украдёт её у Банкира, когда заберёт себе, пусть хоть обвоется, хоть
обкричится там, в его стенах.
ГЛАВА 1
Я стала стриптизёршей
в девятнадцать, через несколько месяцев после того, как родила дочку –
единственный лучик в беспросветной тьме. Всё начиналось до банального просто…
Залетела от мажорика, влюбившись в него, как тогда казалось, с первого взгляда,
а когда сказала ему, что беременна, была послана далеко и надолго. Счастливый
папочка исчез из моей жизни так же быстро, как и появился в ней. И главное,
бесследно.
Нет, он не
бедствовал, и жениться на мне я не просила. Я вообще ничего не просила и не
требовала. Я лишь хотела, чтобы у моего ребёнка был отец. Его, однако,
отцовство не обрадовало.
Беременность
проходила тяжело, и несколько раз я даже подумывала о том, чтобы избавиться от «спиногрыза»,
как называл детей мой отец-алкаш до того, пока не сгорел от водки. Мать я не
помнила, и лишь холодные стены детского приюта, а потом и детдома, оберегали
меня от улицы и сырых подвалов, где обитали беспризорники. Впрочем, от беды всё
равно не уберегли. В шестнадцать меня изнасиловал местный беспредельщик,
которого побаивались и обходили стороной даже воспитатели детдома. Потом он
приставил к моему горлу перочинный ножик и заявил, что вскроет мне глотку, если
попытаюсь кому-нибудь нажаловаться.
Я не стала
жаловаться, но из детдома сбежала. Вернулась к отцу, жившему на тот момент с
такой же алкашкой, и так просуществовала до своего совершеннолетия. «Мама», она
же Зоя Петровна, она же мачеха, в день моего восемнадцатилетия вручила мне
триста пятьдесят рублей, пакет с тремя бутербродами и пятью яблоками и отправила
навстречу будущему. То бишь выперла меня из дома, на полном серьёзе считая, что
это я мешаю их с отцом счастью.
Я не стала
спорить и объяснять ей, что счастью мешают ежедневные попойки. Просто
поблагодарила дорогую маму и ушла в поисках лучшей жизни.
А в
девятнадцать, имея за спиной лишь нежилую, абсолютно пустую комнату в коммуналке
и аттестат об окончании школы, я подумала, что пора что-то менять. Но так и не
успела, потому что через несколько месяцев после поступления в училище вырос
огромный живот.
Сидя в
кабинете гинеколога, я смотрела в глаза пожилой женщине, так безжалостно
выплёвывающей мне в лицо свои умозаключения, и сдерживалась, чтобы не разреветься.
— Ну и что
дальше будем делать, мамаша? — смерила она меня презрительным, даже осуждающим взглядом. — Аборт делать уже поздно.
— Поздно,
так поздно. Рожать, значит, буду, — промямлила, опуская глаза в пол.
— Ну да.
Плодить нищету – это ваше. Позалетают, а потом ищут, кому сбагрить. Ладно,
напишешь отказную в роддоме и гуляй дальше. Через две недели на плановый
осмотр, свободна. Следующая! — рявкнула врач, как только я поднялась со стула.
