Мередит
Свое совершеннолетие я представляла по-разному. В двенадцать лет думала, что проведу его с бабушкой и дедушкой на семейном празднике Ван дер Мееров с кучей сверстников из богатейших семей и с их родителями, обсуждающими бизнес и новые диковинки, купленные на закрытых аукционах искусства. У элиты всегда одинаковые темы для разговоров: крупные сделки, интересные полотна, крутые тачки и драгоценности. Они чопорные, холодные и скучные и невыносимо заносчивые. Мои бабушка и дедушка идеально вписывались в отличие от меня. Я всегда вела себя, как положено, идеально училась, чтобы они мною гордились. За мою прилежность меня всегда награждали: гаджеты последних моделей, дизайнерская одежда и отдых на самых лучших курортах мира.
В четырнадцать лет мои желания поменялись, тогда мне хотелось сбежать на необитаемый остров с друзьями. Правда, у меня их не было. Мой активный подростковый период сопровождался неописуемым гневом и бунтарством, поэтому тяжело было всем окружающим. В частной школе-пансионе в Массачусетсе учителя каждую неделю звонили дедушке, жалуясь на мое неподобающее поведение. Однажды я вырвала однокласснице прядь волос за то, что она назвала меня «железной челюстью» из-за брекетов, которые я носила в то время. Дедушка внёс крупную сумму, но не ругался. Наоборот, они с бабушкой смеялись целую неделю моего отстранения. Когда ярость прошла, мои любимые бабуля и дедуля погибли, и я обозлилась на весь мир. И хуже всего было то, что опека надо мной перешла к родителям.
Нет, я не ненавидела их. Я их не знала. А теперь никогда не узнаю.
Восемнадцать лет мне исполнилось год назад, и никакого праздника не было.
–Мисс Ван дер Меер? – откашливается адвокат, сидящий напротив.
Мистер Нолан протягивает мне набор бумажных платочков. Я хмурюсь. Зачем они мне? Ах, мертвые родители. Думаю, я должна плакать или хотя бы просто грустить. Я должна чувствовать хоть что-то. Месяц назад мне исполнилось девятнадцать, но я решила не приезжать домой из Англии, где я училась дополнительный год в бизнес-школе перед поступлением в университет, однако судьба распорядилась иначе и привела меня домой, выбрав очень жестокий способ. Пожар в поместье Ван дер Мееров унес жизнь не только моих отца и матери, но и восьмерых служанок. Некоторые меняли мне подгузники, учили ходить, читать и рисовать, забинтовывали разбитые коленки и прикрывали меня, когда в тринадцать лет я впервые прокурила. Вот по ним я тоскую.
– Да, можете начинать, – говорю я и вытаскиваю один платочек из коробки, чтобы притвориться скорбящей дочерью.
Адвокат надевает очки на переносицу и берет в руки документы.
– Так как вы единственный родственник погибших мистера и миссис Ван дер Меер, в завещании упомянуты только вы, – начинает адвокат. – Но прежде всего я должен начать с того, что ваши бабушка и дед оставили вам все свое имущество кроме дома в Орегоне, который они передали в распоряжение детского приюта…
– Эмм, простите, почему вы начали с них? – бабушка и дедушка умерли четыре года назад, и завещание явно было прочитано.
– Дело в том, что ваши родители ничего не получили в наследство. Они распоряжались вашим имуществом, – объясняет мистер Нолан. Мои глаза расширяются. Они оставили мне все? – К бизнесу они тоже не имели никакого отношения. У ваших родителей не было дохода после разорения, и ваш дед распорядился, что все накопления и доходы будут идти только на содержание прислуги и ваше обучение. Каждый месяц им предоставлялась определенная сумма, которой должно было хватить на самое необходимое. У ваших отца и матери не было никакого имущества, потому что единственный дом, принадлежавший им, ушёл за долги.
– То есть вы сейчас зачитаете мне завещание бабушки и деда? – уточняю я.
– Абсолютно верно, – подтверждает адвокат, кивнув головой.
Мистер Нолан поправляет свой галстук и начинает перечислять всю недвижимость, включая дома в окрестностях Дублина и в Пунта-Кане, квартиры в Париже и в Венеции. Следом идут художественные коллекции разных периодов, драгоценности, автомобили и многое другое. Теперь получается, я сказочно богата…
Морщинистое лицо мистера Нолана напрягается, когда он доходит до последней страницы. Мне приходится наигранно кашлянуть, чтобы вывести адвоката из транса.
– Мисс Ван дер Меер, кажется, у нас появилась проблема, – удивлённо бормочет мужчина.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Адвокат поправляет запонки на сером пиджаке, который явно ему не по размеру. Костюм точно стоил несколько тысяч, поэтому очень странно, что он купил такую мешковатую одежду.
Боже… Мне читают завещание, а я критикую чужой вкус.
– Ваш дед внес дополнительный пункт, поэтому нам необходимо присутствие еще одного человека.
– Но у меня больше нет родственников, – недоуменно говорю я. Мама была единственным ребенком. Ни кузенов, ни двоюродных бабушек и дедушек у меня с роду не было. – Не говорите, что у дедушки была внебрачная дочь. Я не поверю в любом случае.
Дедушка всю жизнь сдувал с бабушки пылинки: по утрам он срывал ей цветы из теплицы, перед сном мазал руки и ноги кремом. Я помню этот прекрасный клубничный аромат, который кружил каждый вечер в моей спальне, когда я была дома. Именно потому он не мог ей изменять. Я скорее поверю, что Земля стоит на слонах, или черепахах, или на другой чертовщине.
– Нет-нет, – мистер Нолан поджимает тонкие губы и складывает документы обратно в конверт. – Дело в другом. Я позвоню вам через несколько дней, если мне удастся убедить человека приехать к нам. Не уезжайте из города, мисс Ван дер Меер.
– А если вам не удастся? – настораживаюсь я.
– Тогда у нас будут проблемы.
***
Под ногами хрустят обгоревшие обломки поместья. Все жилое крыло уничтожено: потолок обрушился, огонь съел всю мебель и лестницу, поэтому мне даже не подняться в спальню. Мертвая тишина давит на уши, напоминая, что я осталась совершенно одна. Слабый, загнанный в угол мышонок, какой была всегда. Я ребенок, страшащийся будущего один на один с собой и со своими страхами.
Руки трясутся, когда я оглядываю подгоревшие полотна на стенах, разбитые вазы. От лестницы из красного дуба с резными перилами ничего не осталось. Персидский ковер обуглился, а в библиотеке сгорели почти все коллекционные издания мировой литературы. Таблоиды уже подсчитали размер моих убытков и написали несколько статей, называя меня в них «самая завидная невеста Америки», «Барби, потерявшая дом» и «сирота с миллиардным наследием».
Все уцелевшее имущество отвезли на склад, так как мне хранить его негде. Но сделанный на мой шестой день рождения снимок – мое единственное сокровище – был утерян навсегда, потому что моя спальня, находящаяся под крышей, сгорела дотла. Тот день не особо отличался от обычных праздников, однако он стал для меня лучшим. Дело не только в лабрадоре, которого мне подарили, а в том, что впервые бабушка и дедушка дурачились, как маленькие. Они позволили себе перестать заботиться о своей репутации, играли со мной в прятки, кидались объедками торта. Для меня это очень много значило.
